Сталинский нос читать – Сталинский нос — Евгений Ельчин, скачать книгу бесплатно

Читать Сталинский нос — Ельчин Евгений — Страница 1

Евгений Ельчин

Сталинский нос

1

Мой папа герой и настоящий коммунист, и больше всего на свете я хочу быть как он. Стать таким, как товарищ Сталин, у меня, конечно, не получится. Все-таки он наш великий Вождь и Учитель.

По радио сказали: «Граждане Советского Союза, вслед за нашим великим Вождем и Учителем вперед, к победе коммунизма! Сталин — наше знамя! Сталин — наше будущее! Сталин — наше счастье! Да здравствует дорогой товарищ Сталин!»

И песню запели:

Эх, хорошо в Стране Советской жить!

Эх, хорошо Страной любимым быть!

Эх, хорошо Стране полезным быть,

Красный галстук с гордостью носить!

Я слова этой песни назубок знаю, начинаю подпевать. Беру карандаш и листок бумаги, сажусь писать письмо.

Когда я представил себе, как товарищ Сталин читает мое письмо, я так разволновался, ну просто не мог усидеть на стуле. Вскочил и промаршировал сначала по комнате, а потом по коридору до кухни. Может быть, папа уже скоро придет.

2

Время к ужину, на кухне полно народу. В нашей коммуналке живут сорок восемь честных советских граждан. На всех — одна кухня и одна уборная. Здесь все равны, одна большая счастливая семья, секретов — ни у кого. Все знают, кто когда встает, кто что ест и кто что сказал у себя в комнате. Перегородки тонкие, а иногда даже до потолка не доходят. А в одной комнате сразу две семьи живут. Они там очень умно придумали — разделили комнату полками, а на них, чтобы друг на друга не смотреть, книжки толстые про Сталина поставили.

Товарищ Сталин сказал, что такая коллективная жизнь помогает чувствовать себя коммунистическим «МЫ», а не капиталистическим «Я». Мы все с ним согласны. И по утрам часто поем революционные песни, дожидаясь своей очереди в уборную.

3

Одна соседка, Ольга Борисовна, угостила меня морковкой. Я беру морковку — и к окну, на теплую батарею. Гляжу во двор, не идет ли папа. Иногда он до утра не приходит. У него ужасно много работы в Органах государственной безопасности на Лубянке. Они называются НКВД. Эти Органы занимаются важнейшим делом — разоблачением замаскировавшихся шпионов, которые пытаются внедриться в наши ряды. Мой папа там один из самых лучших сотрудников. Товарищ Сталин лично приколол ему на грудь орден Красного Знамени и назвал его «железной метлой, выметающей гниль из наших рядов».

Я стараюсь откусывать кусочки поменьше, чтобы продлить удовольствие — морковка очень вкусная. В животе бурчит от голода, но я внимания не обращаю. Будущий пионер должен уметь подавлять в себе мелочные мечты о еде. Коммунизм не за горами, скоро еды будет полно, на всех хватит. Конечно, иногда хочется съесть чего-нибудь вкусненького. Я все думаю — как это там, в капиталистических странах? Наверно, дети там морковки даже в глаза не видали.

4

Папа вошел, и все замолчали. Можно подумать, соседи его боятся, но я-то знаю, папу просто уважают. Он подхватил меня с батареи, обнял, прижал к шинели — она снегом пахнет — и несет в комнату, по дороге кивая соседям: здравствуйте, граждане. Один сосед, Щипачев по фамилии, за нами в коридор. Соседи почему-то называют его между собой не Щипачевым, а Стукачевым. Почему, неизвестно, надо бы у папы спросить, он все знает. Вот этот Щипачев идет за нами, головой мотает, улыбается и все спрашивает, сколько папа сегодня шпионов поймал. Так ему и скажи — это же государственная тайна. Но я-то знаю, папа ловит шпионов каждый день. Он мне сам сказал — увидишь кого подозрительного на улице, иди за ним следом и гляди в оба, вдруг шпион. Не теряй бдительности. Враги — они повсюду.

Вот и дверь в нашу комнату, а Щипачев все плетется за нами, не отстает. Ну чего привязался? Я знаю, конечно, почему он в свою комнату не хочет. У них квадратных метров мало, а семья большая — он, жена, трое малышей и старенькая бабуля. У нас с отцом большая комната, а мы только вдвоем. Мне Щипачеву неловко в глаза смотреть, ведь мы в такой роскоши живем. Я отвернулся, но знаю, он не ушел, тянет шею, заглядывает в нашу большую комнату. Тут папа раз, и хлопнул дверью у него перед носом.

— Ему ни о чем ни слова, — говорит папа. — Он все себе на пользу обернет.

Я киваю по-взрослому, как будто понимаю, но на самом деле — нет. О чем это он? Какая польза? Ну ничего, потом подумаю, соображу.

Папа сел сапоги снимать, а я читаю вслух письмо товарищу Сталину. Он улыбается, говорит, что я хорошее письмо написал. Кладет письмо в портфель, обещает завтра передать, а потом говорит:

— Сергей Иванович, директор твоей школы, мне на работу звонил.

— Зачем? У нас в школе нет врагов и шпионов!

Он прищуривается, смотрит на меня сурово, и я тут же понимаю, что потерял бдительность.

— Уверен, сынок?

Ума не приложу, кто бы в школе мог быть шпионом или врагом, но на всякий случай говорю:

— Нет, не уверен.

Он кивает и вытаскивает из портфеля какой-то пакет в оберточной бумаге.

— Да он не про шпионов звонил. Вот, разверни.

Я бумагу разворачиваю, и вдруг внутри что-то как полыхнет алым цветом! Пионерский галстук! Треугольник простой красной материи, который носят все пионеры, но какой же он красивый! Как же долго я о нем мечтал! Завтра, когда меня примут в пионеры, я надену этот галстук в первый раз.

Я галстук разложил на столе, разглаживаю морщинки, а сам говорю:

— Три конца пионерского галстука символизируют нерушимую связь трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров.

— Объясни, почему галстук красный.

— Красный цвет галстука — это цвет нашего коммунистического знамени, цвет крови, пролитой за дело Коммунистической партии.

Папа кивает, довольный, повязывает галстук мне на шею, как положено по правилам — правый конец ниже левого, — и громко говорит:

— Юный пионер! К борьбе за дело Коммунистической партии, за дело Сталина будь готов!

Я руку сразу вверх, по-пионерски, и как заору:

— Всегда готов!

У папы лицо меняется. Стало грустным. Я сразу догадался, о чем он думает.

— Мама бы сейчас тобой гордилась, — говорит он.

Я вижу себя в стеклах его очков, алый галстук так и горит на моей груди. Пылает. С завтрашнего дня буду его носить все время! Снимать, только чтобы постирать и погладить.

— Я сам повяжу тебе галстук на пионерской линейке, — говорит папа. — И не только тебе. Директор школы попросил меня быть почетным гостем. Спрашиваю, чтобы потом не расстраиваться:

— Ты правда сможешь? Ты же слишком занят. Надо шпионов ловить.

Отец улыбается:

— Приду, приду. Честное партийное.

online-knigi.com

Читать онлайн книгу Сталинский нос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Евгений Ельчин
Сталинский нос

1

Мой папа герой и настоящий коммунист, и больше всего на свете я хочу быть как он. Стать таким, как товарищ Сталин, у меня, конечно, не получится. Все-таки он наш великий Вождь и Учитель.

По радио сказали: «Граждане Советского Союза, вслед за нашим великим Вождем и Учителем вперед, к победе коммунизма! Сталин – наше знамя! Сталин – наше будущее! Сталин – наше счастье! Да здравствует дорогой товарищ Сталин!»

И песню запели:

 
Эх, хорошо в Стране Советской жить!
Эх, хорошо Страной любимым быть!
Эх, хорошо Стране полезным быть,
Красный галстук с гордостью носить!
 

Я слова этой песни назубок знаю, начинаю подпевать. Беру карандаш и листок бумаги, сажусь писать письмо.

Когда я представил себе, как товарищ Сталин читает мое письмо, я так разволновался, ну просто не мог усидеть на стуле. Вскочил и промаршировал сначала по комнате, а потом по коридору до кухни. Может быть, папа уже скоро придет.

2

Время к ужину, на кухне полно народу. В нашей коммуналке живут сорок восемь честных советских граждан. На всех – одна кухня и одна уборная. Здесь все равны, одна большая счастливая семья, секретов – ни у кого. Все знают, кто когда встает, кто что ест и кто что сказал у себя в комнате. Перегородки тонкие, а иногда даже до потолка не доходят. А в одной комнате сразу две семьи живут. Они там очень умно придумали – разделили комнату полками, а на них, чтобы друг на друга не смотреть, книжки толстые про Сталина поставили.

Товарищ Сталин сказал, что такая коллективная жизнь помогает чувствовать себя коммунистическим «МЫ», а не капиталистическим «Я». Мы все с ним согласны. И по утрам часто поем революционные песни, дожидаясь своей очереди в уборную.

3

Одна соседка, Ольга Борисовна, угостила меня морковкой. Я беру морковку – и к окну, на теплую батарею. Гляжу во двор, не идет ли папа. Иногда он до утра не приходит. У него ужасно много работы в Органах государственной безопасности на Лубянке. Они называются НКВД. Эти Органы занимаются важнейшим делом – разоблачением замаскировавшихся шпионов, которые пытаются внедриться в наши ряды. Мой папа там один из самых лучших сотрудников. Товарищ Сталин лично приколол ему на грудь орден Красного Знамени и назвал его «железной метлой, выметающей гниль из наших рядов».

Я стараюсь откусывать кусочки поменьше, чтобы продлить удовольствие – морковка очень вкусная. В животе бурчит от голода, но я внимания не обращаю. Будущий пионер должен уметь подавлять в себе мелочные мечты о еде. Коммунизм не за горами, скоро еды будет полно, на всех хватит. Конечно, иногда хочется съесть чего-нибудь вкусненького. Я все думаю – как это там, в капиталистических странах? Наверно, дети там морковки даже в глаза не видали.

4

Папа вошел, и все замолчали. Можно подумать, соседи его боятся, но я-то знаю, папу просто уважают. Он подхватил меня с батареи, обнял, прижал к шинели – она снегом пахнет – и несет в комнату, по дороге кивая соседям: здравствуйте, граждане. Один сосед, Щипачев по фамилии, за нами в коридор. Соседи почему-то называют его между собой не Щипачевым, а Стукачевым. Почему, неизвестно, надо бы у папы спросить, он все знает. Вот этот Щипачев идет за нами, головой мотает, улыбается и все спрашивает, сколько папа сегодня шпионов поймал. Так ему и скажи – это же государственная тайна. Но я-то знаю, папа ловит шпионов каждый день. Он мне сам сказал – увидишь кого подозрительного на улице, иди за ним следом и гляди в оба, вдруг шпион. Не теряй бдительности. Враги – они повсюду.

Вот и дверь в нашу комнату, а Щипачев все плетется за нами, не отстает. Ну чего привязался? Я знаю, конечно, почему он в свою комнату не хочет. У них квадратных метров мало, а семья большая – он, жена, трое малышей и старенькая бабуля. У нас с отцом большая комната, а мы только вдвоем. Мне Щипачеву неловко в глаза смотреть, ведь мы в такой роскоши живем. Я отвернулся, но знаю, он не ушел, тянет шею, заглядывает в нашу большую комнату. Тут папа раз, и хлопнул дверью у него перед носом.

– Ему ни о чем ни слова, – говорит папа. – Он все себе на пользу обернет.

Я киваю по-взрослому, как будто понимаю, но на самом деле – нет. О чем это он? Какая польза? Ну ничего, потом подумаю, соображу.

Папа сел сапоги снимать, а я читаю вслух письмо товарищу Сталину. Он улыбается, говорит, что я хорошее письмо написал. Кладет письмо в портфель, обещает завтра передать, а потом говорит:

– Сергей Иванович, директор твоей школы, мне на работу звонил.

– Зачем? У нас в школе нет врагов и шпионов!

Он прищуривается, смотрит на меня сурово, и я тут же понимаю, что потерял бдительность.

– Уверен, сынок?

Ума не приложу, кто бы в школе мог быть шпионом или врагом, но на всякий случай говорю:

– Нет, не уверен.

Он кивает и вытаскивает из портфеля какой-то пакет в оберточной бумаге.

– Да он не про шпионов звонил. Вот, разверни.

Я бумагу разворачиваю, и вдруг внутри что-то как полыхнет алым цветом! Пионерский галстук! Треугольник простой красной материи, который носят все пионеры, но какой же он красивый! Как же долго я о нем мечтал! Завтра, когда меня примут в пионеры, я надену этот галстук в первый раз.

Я галстук разложил на столе, разглаживаю морщинки, а сам говорю:

– Три конца пионерского галстука символизируют нерушимую связь трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров.

– Объясни, почему галстук красный.

– Красный цвет галстука – это цвет нашего коммунистического знамени, цвет крови, пролитой за дело Коммунистической партии.

Папа кивает, довольный, повязывает галстук мне на шею, как положено по правилам – правый конец ниже левого, – и громко говорит:

– Юный пионер! К борьбе за дело Коммунистической партии, за дело Сталина будь готов!

Я руку сразу вверх, по-пионерски, и как заору:

– Всегда готов!

У папы лицо меняется. Стало грустным. Я сразу догадался, о чем он думает.

– Мама бы сейчас тобой гордилась, – говорит он.

Я вижу себя в стеклах его очков, алый галстук так и горит на моей груди. Пылает. С завтрашнего дня буду его носить все время! Снимать, только чтобы постирать и погладить.

– Я сам повяжу тебе галстук на пионерской линейке, – говорит папа. – И не только тебе. Директор школы попросил меня быть почетным гостем. Спрашиваю, чтобы потом не расстраиваться:

– Ты правда сможешь? Ты же слишком занят. Надо шпионов ловить.

Отец улыбается:

– Приду, приду. Честное партийное.

Я сразу к нему, чтобы обнять. Папа хватает меня в охапку – он очень сильный, у меня даже ребра трещат. Крепко держит и тихо-тихо мне на ухо:

– Если со мной что случится, к тете Ларисе иди. Она тебя к себе возьмет.

Тут за стенкой сосед Орлов как рванул на аккордеоне и запел громким голосом:

 
Растем все шире и свободней!
Идем все дальше и смелей!
Живем мы весело сегодня,
А завтра будет веселей!
 

Папа меня на ноги поставил, кулаком в стену стукнул и говорит:

– Потише, товарищ, сейчас не время для гулянки.

Орлов тут же затих. Вот как все в квартире папу уважают. Он на меня глянул и дал команду:

– Марш в постель, будущий пионер. Завтра важный день.

5

Среди ночи я проснулся от беспокойства. Лежу и переживаю. Почему папа сказал: «Если со мной что случится, к тете Ларисе иди»? Непонятно. Что с ним может случиться?

По потолку скользят прозрачные тени. Это снег идет. В комнате очень тихо, только слышно, как папа во сне дышит. Вдох-выдох, вдох-выдох. Мне стало спокойней. Ничего с папой случиться не может. Он товарищу Сталину нужен.

Я сел в кровати, чтобы на Сталина посмотреть. Не на самого Сталина, конечно, а на его памятник. Огромный ему памятник поставили. Из каждого окна в Москве видно. Стоит, сверкает в лучах прожекторов. Он из стали сделан, как наши самолеты-истребители. Ничем его не пробьешь.

Хотя, конечно, пытаются. Вот недавно папа поймал группу вредителей. Они хотели памятник динамитом подорвать. Вредители – это враги народа, которые хотят уничтожить нашу социалистическую собственность. Не представляю, кому могло прийти в голову подрывать памятник Вождю, находятся же такие ужасные люди. Их, конечно, сразу ловят.

Я смотрю на памятник и думаю: а что, если это не памятник, а сам товарищ Сталин? Стоит, смотрит с высотищи, наблюдает. Охраняет Москву. А внизу черные точечки блестят, мчатся во все концы по снежным улицам. Точечки эти все ближе и ближе, растут на глазах, превращаются в машины. А машины не простые, машины специальные, сделаны из стали и пуленепробиваемого стекла. Эти машины Органам служат. Я-то знаю – у папы на работе такая машина. Каждую ночь по приказу Вождя машины летят мимо нашего дома. Но сейчас одна не мимо летит, а прямо в наш двор заворачивает. Слышу тормоза. Мотор не выключили, хлопнули дверцами и застучали сапогами по лестнице.

Потом звонок дверной как жахнул:

Дзинь, дзинь, дзинь, дзинь, дзинь.

В нашей коммуналке народу много, но мы по звонкам знаем, к кому пришли. Мы звонки считаем. Один звонок – к Шульманам. Два – к Ивановым. Три – к Щипачевым. Четыре – к Козловым.

Пять – к нам, и так далее, до самых последних, Лодочкиных, – к ним звонить двенадцать раз.

Дзинь, дзинь, дзинь, дзинь, дзинь.

Пять. Значит, к нам.

– Папа, папа, там за тобой машина пришла. По приказу товарища Сталина!

Дзинь, дзинь, дзинь, дзинь, дзинь.

Папа вскочил, простыню натянул, как привидение, глянул на меня как-то странно и говорит:

– Лежи тихо, Сашка, может, обойдется.

Я жду, пока он выйдет, а потом на цыпочках крадусь вслед за ним. На кухне ничего не видно, только в проеме входной двери маячит его белая простыня с пятном пота на всю спину. С кем он там разговаривает? Наконец обернулся, а на нем лица нет.

– Папа, что случилось?

Из черноты появляются трое в форме. Оперативники НКВД. Идут за папой по коридору к нашей комнате, мимо меня сапогами стучат. У последнего фуражка зацепилась козырьком за бельевую веревку, он ее подхватил, ругнулся и потопал за остальными. Весь этот грохот – посреди ночи, а у соседей двери закрыты, никто не выглядывает, не жалуется на шум.

Я за ними в комнату, вошел и вижу: папа почему-то сидит на полу, трет ухо. Офицер оборачивается, его новенькая кожаная портупея поскрипывает. Глаза у офицера красные, недоспал, видно.

– Не беспокойся, малый, говорит офицер хриплым голосом. – Мы просто болтаем по-дружески.

Тут такое началось! Вытянули ящики из комода и валят все на пол. Пинают сапогами наши вещи, рассматривают. Снимают книжки с полки и каждую трясут – проверяют, не спрятано ли что между страницами. Разрезали матрас на папиной кровати, шарят внутри. Стучат по стенкам, нет ли тайника, даже часть пола выворотили, там, где гвозди некрепко держались. Вот уже все наше добро лежит кучей на полу, все порвано и сломано. Не тронули лишь портрет товарища Сталина на стене, только заглянули за рамку.

Не успел папа натянуть рубашку, как они поволокли его из комнаты. Я ухватился за папу и вижу: у него все ухо в крови.

– Главное, Сашка, вступить в пионеры, – шепчет он торопливо, – это важнее, чем иметь отца. Понял?

А тут офицер:

– Давай, давай! Не разговаривать! – и оттолкнул меня от папы.

В коридоре стоит наш сосед Щипачев, мотает головой и улыбается.

– Это я, Щипачев, – говорит. – Я сообщил.

– Товарищ Сталин благодарит вас за бдительность, гражданин, – говорит офицер и идет, не глядя на Щипачева. Мы все – офицер впереди с папиным портфелем под мышкой, за ним папа, потом два оперативника, затем Щипачев и позади всех я – зашагали по коридору к кухне. Я замечаю, что мы в ногу шагаем, как на параде. Левой-правой, левой-правой, левой-правой.

– Товарищ старший лейтенант, – говорит Щипачев. – А что с мальчишкой-то?

– Государство позаботится, – хрипит офицер. – Утром его заберут.

– Ну, это хорошо, – говорит Щипачев. – Мы тогда вещички перетащим?

Офицер ему на это ни слова. Тут Щипачев встал как вкопанный, и я ему в спину лбом врезался. Он даже не обернулся. Я к двери, а двое с папой уже вниз по лестнице сапогами грохочут.

– Папа, папа, подожди!

Офицер сердито глянул на меня и дверью как шарахнет, чуть по носу не въехал. Пытаюсь открыть дверь – как назло, замок заело. Пинаю дверь, но она не поддается. Бегу к окну. Там, во дворе, оперативники папу в машину пихают и дверцей хлопают. Взревел мотор, шины по снегу крутанулись, автомобиль рванул и на повороте светом фар прямо по окнам ударил. Заиндевевшее стекло вспыхивает, ослепляет меня на мгновение, а когда я опять вижу двор, машины уже нет.

6

Двор вдруг поплыл, стал таять перед глазами.

Я потер глаза, пальцы стали мокрые. Хорошо, что папа меня сейчас не видит, будущим пионерам слез лить не положено.

В глубине квартиры кто-то метлой по полу проехал. Метет среди ночи. Прислушиваюсь. Точно, из нашей комнаты. Я туда. Вижу, дверь нараспашку, а внутри жена Щипачева пол подметает. Вот ведь какая заботливая, встала с постели, помогает убраться.

– Давай по-быстрому, Вася, – говорит. – Пока они не передумали.

Это она Щипачеву. Он тоже уже в нашей комнате, расстелил простыню, еще в пятнах от папиного пота, и бросает на нее наши вещи. Заметил меня, улыбнулся криво. Потом схватил простыню за уголки, узлом повязал и волочет в коридор Там куча нашего добра – теперь не добро, а мусор, конечно.

На меня Щипачевы ноль внимания. Потащили свои пожитки в нашу комнату. Старенькая бабуля ножками засеменила, подушку под мышкой принесла. Несут мебель, кровати стелют и спящих детей переносят и укладывают. И все так быстро, я даже не успел расстроиться, что мне теперь с ними в одной комнате жить. Хочу зайти, а Щипачев в дверях стоит, меня не пускает и вредно усмехается.

– Твой отец арестован, – говорит. – Не место тебе здесь.

Я стою, ни туда ни сюда, не знаю, что делать, а он отвернулся и закрывает дверь.

– Ему в детском доме лучше будет, – говорит он жене. – С другими ребятами.

И защелкнул замок.

7

Я ночью во дворе один в первый раз. Темно. Снег. Ветром так и режет. Иду под арку, выглядываю на улицу. Ну хотя бы один гражданин был. Ни души. Бояться, конечно, нечего, но все равно неохота туда выходить. Шагнул обратно во двор, гляжу вверх на наше окно. А там темно. Щипачевы уже спят, им в нашей комнате тепло и уютно. Завтра они выкинут наши поломанные вещи. Это не важно, вещи не имеют значения. Мы с папой принципиально против личной собственности. При коммунизме личной собственности не будет. Но все же как-то жалко.

Я, конечно, могу вернуться в квартиру и переночевать на полу в кухне. У плиты, наверно, будет тепло, она еще не остыла, на ней весь день готовили. Плита у нас в кухне чугунная, с двенадцатью конфорками – по одной на каждую семью. Когда мама умерла, мы завели примус, чтобы в комнате еду подогревать. А конфорку свою уступили Щипачевым, им нужнее, столько детей кормить. Может быть, папа это и имел в виду, когда сказал, чтобы я Щипачеву ни о чем ни слова, а то он все себе на пользу обернет. Сначала вот мы ему конфорку отдали, а теперь он у нас комнату забрал.

Хотя зачем мне комната? Не у всех есть комнаты. У Ольги Борисовны нет, она живет в закутке возле уборной. А Семенов спит в коридоре за занавеской, и никто не жалуется. Тут мне сразу полегчало. Поживу-ка я на кухне, пока папа не вернется. Кому я помешаю?

Бодрым шагом иду обратно к подъезду и замечаю в снегу следы от шин автомобиля, что папу увез. Сначала я хотел через следы переступить, а потом передумал. Ну нет, думаю, идти назад в теплую квартиру – это слабость, недостойная будущего пионера. Ясно же, что папу взяли по ошибке. Вот Сталину скажут – им там всем на Лубянке достанется.

Хотя когда еще Сталину скажут? Он человек занятой, о каждом гражданине лично заботится, а нас по всей стране миллионы. Может, и не скажут ему до утра. Может и целый день пройти. Неизвестно. А папе завтра ровно в полдень на пионерской линейке быть нужно. Нельзя терять ни минуты. Я товарищу Сталину все сам расскажу.

8

Красная площадь замерзла, брусчатку черным льдом покрыло. Ни души. Холодища. Разбегаюсь и скольжу по льду, так быстрее и интересней. Под ногами кремлевские звезды мелькают, рубинами горят. Очень красиво. Кабинет товарища Сталина там, в Кремле. Все его окно знают, в нем свет горит всю ночь напролет. Великий Вождь всегда на посту.

Представляю себе кабинет Сталина. Вхожу. Он сидит за столом, курит трубку. Увидел меня, нахмурился: чего работать мешаешь? А я ему под козырек и докладываю: «Нельзя терять ни минуты, товарищ Сталин! Папу арестовали». Он хватает телефонную трубку: «Особый отдел! Это что у вас за безобразие? Отец Саши Зайчика в лапах предателей! Срочно принять меры!»

Но на самом деле получается не так. Когда часовые у Кремля меня видят, они бегут наперерез, что-то кричат и за пистолетами в кобуры лезут. Один въехал прямо в меня. Ругнулся, изо рта пар валит, и тычет в меня рукавицей. Я раз ему под руку, и бегом. Он свисток в рот и свистит, а ему другие свистки отвечают. Откуда же их столько набежало? Другой с пистолетом поскользнулся и упал; ба-бах! – его пистолет выстрелил. Хорошо, не в меня. Вдруг вижу, на площадь черная машина выворачивает и фарами по мне, как будто пополам режет.

9

Я так от бега запыхался, что теперь по лестнице чуть не ползком. Ну и навоображал я себе! Будто каждый дурак может вот так заявиться в Кремль к самому товарищу Сталину. А как же враги? Вредители? Напряженная международная обстановка? Папа прав: где моя бдительность? Несерьезно это, безответственно.

Квартира тети Ларисы на пятом этаже. У двери, под кнопкой звонка, таблички с фамилиями. Рядом с фамилией ее мужа накарябана цифра девять. Значит, к ним девять звонков. Я потянулся к звонку, но кнопку не нажал. Не хочу, чтобы тетя Лариса вскакивала с постели, волновалась, считала звонки, думала, кто это пожаловал в поздний час. Решил сесть на ступеньку, отдышаться. Сел, и вдруг дверь нараспашку. Стоит тетя Лариса с малышом на руках, а малыш из-под одеяльца смотрит на меня с любопытством.

– Так я и знала, – шепчет она. – Его арестовали, да? Арестовали?

Малыш заплакал, наверно, испугался. Тетя Лариса стала его укачивать. Я на ноги вскочил – малыша пощекотать, чтобы его успокоить.

– Не плачь, – говорю. – Вот вырастешь, будешь при коммунизме жить.

Тетя Лариса отпрянула и малыша от меня в сторону, наверно, не хочет, чтобы я его щекотал. Тут как раз ее муж подоспел.

– Ты чего, парень? – говорит. – Чего хочешь? До беды нас довести?

– Мне бы только до утра, – объясняю. – Товарищ Сталин утром разберется, и папу выпустят.

– Какой тебе товарищ Сталин? – Он башкой замотал и засмеялся каким-то нехорошим смехом. – Ты, парень, того, рехнулся?

– Ничего смешного. Мне завтра в пионеры вступать, а папа…

– Забудь ты про отца. Он теперь враг народа. Не понимаешь, что ли? Детей врагов народа в пионеры не берут.

Тетя что-то тихонько ему на ухо, но я не расслышал, малыш уж больно громко расплакался. Муж тут совсем рассердился и давай шикать: «Ш-ш-ш», только непонятно, на кого он шикает, на малыша или на тетю Ларису, потому что они теперь оба плачут.

– Не шикайте на них, – говорю. – Не надо.

А он на меня злобно так смотрит и в грудь мне пальцем тычет:

– А ну, давай отсюда. Нечего трудящимся нервы мотать.

И хлопнул дверью.

Я на дверь посмотрел, ну, думаю, ничего себе. И вниз по лестнице. Почти до первого этажа добежал, слышу, наверху дверь открывается. Это, конечно, тетя Лариса. Я как знал, что она за мной побежит. Все-таки папина сестра. Жду, пока спустится. Идет. Крепко меня обняла, прижала к себе. Лицом она очень на папу похожа. Только папа, конечно, никогда не плачет.

– Твой муж ошибается, – говорю. – Какой папа враг народа? Ты же знаешь.

Она кивает, гладит меня по голове, а может, растрепанные волосы приглаживает, непонятно.

– Если мы тебя возьмем, нас тоже арестовать могут, понимаешь? А у нас маленький. Нельзя нам никак. Ты меня, Сашка, прости.

Тут она мне в руку что-то сует и наверх торопится. Деньги. И на том спасибо, деньги всегда пригодятся. Посмотрел, а на ладони копейки. Ну ничего, утром хоть на трамвай до школы хватит.

10

В подвале тетиного дома я нашел пачку старых газет. Страницы с портретом товарища Сталина я отложил в сторонку, чтобы не попортить, а из остальных сделал себе постель под трубами отопления. Тут, в подвале, совсем неплохо, даже уютно.

Лежу, думаю про тетю Ларису. Когда же я ее в последний раз видел? Она еще за этого дядьку замуж не вышла. Папа отвел меня к ней, потому что мама заболела и ее надо было везти в больницу. Я у тети Ларисы прожил целых два дня. Даже в школу не ходил. А когда папа за мной приехал, он сказал, что мама в больнице умерла. Я заплакал, тетя Лариса меня обняла, а папе сказала: «Вид у тебя какой-то виноватый». Он не ответил, просто забрал меня домой. Потом, наверно, были похороны. Только меня на них не взяли. Не знаю почему, надо бы папу спросить.

Над головой тихо булькает и шипит. Это вода идет по трубам. В какой-то квартире патефон завели. Обычно я только революционные марши слушаю, но эта песня ничего, мне нравится, нежная такая и красивая. А почему тетя Лариса сказала, что у папы был виноватый вид? Непонятно. Папа был грустный, это точно. Я думаю, он себя казнил за то, что маму не спас. Он хоть и не доктор, но все равно. Привык за все отвечать.

Я с головой прикрылся газетами и представляю себе завтрашний день. Завтра все наладится. Завтра товарищ Сталин освободит папу. Завтра меня примут в пионеры. Во сне вижу пионерскую линейку и папу вижу. Он улыбается и повязывает мне на шею красный галстук.

itexts.net

Евгений Ельчин — Сталинский нос » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации

Завтра Сашу Зайчика примут в пионеры! Настанет самый важный и счастливый день в его жизни. Ведь больше всего на свете Саша Зайчик хочет стать как его отец — настоящим коммунистом, героем, разоблачающим шпионов и врагов народа. Но Саша и не подозревает, чем обернется для него завтрашний день. Он узнает правду — об отце, о семье, о стране.«Сталинский нос» — громкий писательский дебют художника Евгения Ельчина и первая книга, рассказывающая детям о бесчеловечной сталинской эпохе, о Большом терроре.

Евгений Ельчин

Сталинский нос

Мой папа герой и настоящий коммунист, и больше всего на свете я хочу быть как он. Стать таким, как товарищ Сталин, у меня, конечно, не получится. Все-таки он наш великий Вождь и Учитель.

По радио сказали: «Граждане Советского Союза, вслед за нашим великим Вождем и Учителем вперед, к победе коммунизма! Сталин — наше знамя! Сталин — наше будущее! Сталин — наше счастье! Да здравствует дорогой товарищ Сталин!»

И песню запели:

Эх, хорошо в Стране Советской жить!
Эх, хорошо Страной любимым быть!
Эх, хорошо Стране полезным быть,
Красный галстук с гордостью носить!

Я слова этой песни назубок знаю, начинаю подпевать. Беру карандаш и листок бумаги, сажусь писать письмо.

Когда я представил себе, как товарищ Сталин читает мое письмо, я так разволновался, ну просто не мог усидеть на стуле. Вскочил и промаршировал сначала по комнате, а потом по коридору до кухни. Может быть, папа уже скоро придет.

Время к ужину, на кухне полно народу. В нашей коммуналке живут сорок восемь честных советских граждан. На всех — одна кухня и одна уборная. Здесь все равны, одна большая счастливая семья, секретов — ни у кого. Все знают, кто когда встает, кто что ест и кто что сказал у себя в комнате. Перегородки тонкие, а иногда даже до потолка не доходят. А в одной комнате сразу две семьи живут. Они там очень умно придумали — разделили комнату полками, а на них, чтобы друг на друга не смотреть, книжки толстые про Сталина поставили.

Товарищ Сталин сказал, что такая коллективная жизнь помогает чувствовать себя коммунистическим «МЫ», а не капиталистическим «Я». Мы все с ним согласны. И по утрам часто поем революционные песни, дожидаясь своей очереди в уборную.

Одна соседка, Ольга Борисовна, угостила меня морковкой. Я беру морковку — и к окну, на теплую батарею. Гляжу во двор, не идет ли папа. Иногда он до утра не приходит. У него ужасно много работы в Органах государственной безопасности на Лубянке. Они называются НКВД. Эти Органы занимаются важнейшим делом — разоблачением замаскировавшихся шпионов, которые пытаются внедриться в наши ряды. Мой папа там один из самых лучших сотрудников. Товарищ Сталин лично приколол ему на грудь орден Красного Знамени и назвал его «железной метлой, выметающей гниль из наших рядов».

Я стараюсь откусывать кусочки поменьше, чтобы продлить удовольствие — морковка очень вкусная. В животе бурчит от голода, но я внимания не обращаю. Будущий пионер должен уметь подавлять в себе мелочные мечты о еде. Коммунизм не за горами, скоро еды будет полно, на всех хватит. Конечно, иногда хочется съесть чего-нибудь вкусненького. Я все думаю — как это там, в капиталистических странах? Наверно, дети там морковки даже в глаза не видали.

Папа вошел, и все замолчали. Можно подумать, соседи его боятся, но я-то знаю, папу просто уважают. Он подхватил меня с батареи, обнял, прижал к шинели — она снегом пахнет — и несет в комнату, по дороге кивая соседям: здравствуйте, граждане. Один сосед, Щипачев по фамилии, за нами в коридор. Соседи почему-то называют его между собой не Щипачевым, а Стукачевым. Почему, неизвестно, надо бы у папы спросить, он все знает. Вот этот Щипачев идет за нами, головой мотает, улыбается и все спрашивает, сколько папа сегодня шпионов поймал. Так ему и скажи — это же государственная тайна. Но я-то знаю, папа ловит шпионов каждый день. Он мне сам сказал — увидишь кого подозрительного на улице, иди за ним следом и гляди в оба, вдруг шпион. Не теряй бдительности. Враги — они повсюду.

Вот и дверь в нашу комнату, а Щипачев все плетется за нами, не отстает. Ну чего привязался? Я знаю, конечно, почему он в свою комнату не хочет. У них квадратных метров мало, а семья большая — он, жена, трое малышей и старенькая бабуля. У нас с отцом большая комната, а мы только вдвоем. Мне Щипачеву неловко в глаза смотреть, ведь мы в такой роскоши живем. Я отвернулся, но знаю, он не ушел, тянет шею, заглядывает в нашу большую комнату. Тут папа раз, и хлопнул дверью у него перед носом.

— Ему ни о чем ни слова, — говорит папа. — Он все себе на пользу обернет.

Я киваю по-взрослому, как будто понимаю, но на самом деле — нет. О чем это он? Какая польза? Ну ничего, потом подумаю, соображу.

Папа сел сапоги снимать, а я читаю вслух письмо товарищу Сталину. Он улыбается, говорит, что я хорошее письмо написал. Кладет письмо в портфель, обещает завтра передать, а потом говорит:

— Сергей Иванович, директор твоей школы, мне на работу звонил.

— Зачем? У нас в школе нет врагов и шпионов!

Он прищуривается, смотрит на меня сурово, и я тут же понимаю, что потерял бдительность.

— Уверен, сынок?

Ума не приложу, кто бы в школе мог быть шпионом или врагом, но на всякий случай говорю:

— Нет, не уверен.

Он кивает и вытаскивает из портфеля какой-то пакет в оберточной бумаге.

— Да он не про шпионов звонил. Вот, разверни.

Я бумагу разворачиваю, и вдруг внутри что-то как полыхнет алым цветом! Пионерский галстук! Треугольник простой красной материи, который носят все пионеры, но какой же он красивый! Как же долго я о нем мечтал! Завтра, когда меня примут в пионеры, я надену этот галстук в первый раз.

Я галстук разложил на столе, разглаживаю морщинки, а сам говорю:

— Три конца пионерского галстука символизируют нерушимую связь трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров.

— Объясни, почему галстук красный.

— Красный цвет галстука — это цвет нашего коммунистического знамени, цвет крови, пролитой за дело Коммунистической партии.

Папа кивает, довольный, повязывает галстук мне на шею, как положено по правилам — правый конец ниже левого, — и громко говорит:

— Юный пионер! К борьбе за дело Коммунистической партии, за дело Сталина будь готов!

Я руку сразу вверх, по-пионерски, и как заору:

— Всегда готов!

У папы лицо меняется. Стало грустным. Я сразу догадался, о чем он думает.

— Мама бы сейчас тобой гордилась, — говорит он.

Я вижу себя в стеклах его очков, алый галстук так и горит на моей груди. Пылает. С завтрашнего дня буду его носить все время! Снимать, только чтобы постирать и погладить.

— Я сам повяжу тебе галстук на пионерской линейке, — говорит папа. — И не только тебе. Директор школы попросил меня быть почетным гостем. Спрашиваю, чтобы потом не расстраиваться:

— Ты правда сможешь? Ты же слишком занят. Надо шпионов ловить.

Отец улыбается:

— Приду, приду. Честное партийное.

Я сразу к нему, чтобы обнять. Папа хватает меня в охапку — он очень сильный, у меня даже ребра трещат. Крепко держит и тихо-тихо мне на ухо:

— Если со мной что случится, к тете Ларисе иди. Она тебя к себе возьмет.

Тут за стенкой сосед Орлов как рванул на аккордеоне и запел громким голосом:

Растем все шире и свободней!
Идем все дальше и смелей!
Живем мы весело сегодня,
А завтра будет веселей!

Папа меня на ноги поставил, кулаком в стену стукнул и говорит:

— Потише, товарищ, сейчас не время для гулянки.

Орлов тут же затих. Вот как все в квартире папу уважают. Он на меня глянул и дал команду:

— Марш в постель, будущий пионер. Завтра важный день.

Среди ночи я проснулся от беспокойства. Лежу и переживаю. Почему папа сказал: «Если со мной что случится, к тете Ларисе иди»? Непонятно. Что с ним может случиться?

По потолку скользят прозрачные тени. Это снег идет. В комнате очень тихо, только слышно, как папа во сне дышит. Вдох-выдох, вдох-выдох. Мне стало спокойней. Ничего с папой случиться не может. Он товарищу Сталину нужен.

Я сел в кровати, чтобы на Сталина посмотреть. Не на самого Сталина, конечно, а на его памятник. Огромный ему памятник поставили. Из каждого окна в Москве видно. Стоит, сверкает в лучах прожекторов. Он из стали сделан, как наши самолеты-истребители. Ничем его не пробьешь.

Хотя, конечно, пытаются. Вот недавно папа поймал группу вредителей. Они хотели памятник динамитом подорвать. Вредители — это враги народа, которые хотят уничтожить нашу социалистическую собственность. Не представляю, кому могло прийти в голову подрывать памятник Вождю, находятся же такие ужасные люди. Их, конечно, сразу ловят.

nice-books.ru

Евгений Ельчин — Сталинский нос

Завтра Сашу Зайчика примут в пионеры! Настанет самый важный и счастливый день в его жизни. Ведь больше всего на свете Саша Зайчик хочет стать как его отец — настоящим коммунистом, героем, разоблачающим шпионов и врагов народа. Но Саша и не подозревает, чем обернется для него завтрашний день. Он узнает правду — об отце, о семье, о стране.

«Сталинский нос» — громкий писательский дебют художника Евгения Ельчина и первая книга, рассказывающая детям о бесчеловечной сталинской эпохе, о Большом терроре.

Содержание:

Евгений Ельчин
Сталинский нос

1

Мой папа герой и настоящий коммунист, и больше всего на свете я хочу быть как он. Стать таким, как товарищ Сталин, у меня, конечно, не получится. Все-таки он наш великий Вождь и Учитель.

По радио сказали: «Граждане Советского Союза, вслед за нашим великим Вождем и Учителем вперед, к победе коммунизма! Сталин — наше знамя! Сталин — наше будущее! Сталин — наше счастье! Да здравствует дорогой товарищ Сталин!»

И песню запели:

Эх, хорошо в Стране Советской жить!
Эх, хорошо Страной любимым быть!
Эх, хорошо Стране полезным быть,
Красный галстук с гордостью носить!

Я слова этой песни назубок знаю, начинаю подпевать. Беру карандаш и листок бумаги, сажусь писать письмо.

Дорогой товарищ Сталин!

Хочу Вас лично поблагодарить за мое счастливое детство. Мне так повезло — я живу в Советском Союзе, самой справедливой и передовой стране в мире. Я читал о тяжелой жизни детей в капиталистических странах, и мне так жалко всех, кто не может жить в СССР. Их заветные мечты никогда не сбудутся.

А моя заветная мечта — быть юным пионером. Без этого ведь не станешь настоящим коммунистом, как мой папа. Мне не было и года, когда папа научил меня отдавать пионерский салют. Он говорил: «Юный пионер! К борьбе за дело Коммунистической партии, за дело Сталина будь готов!» А я в ответ рукой — пионерский салют, да только «Всегда готов!» как настоящий пионер не мог ответить, потому что говорить еще не умел. Но теперь я уже большой, и скоро исполнится моя заветная мечта. Завтра в школе на торжественной линейке меня наконец примут в пионеры.

Я понимаю, что нельзя стать пионером, если не будешь воспитывать себя в сталинском духе. Я торжественно обещаю заниматься физкультурой, чтобы быть здоровым и сильным. Клянусь выковать из себя истинного борца за коммунизм и никогда не терять бдительности — враги-капиталисты не дремлют. Я всегда буду без устали трудиться для родной Страны Советов и лично для Вас, дорогой товарищ Сталин. Большое спасибо Вам, что дали мне такую возможность.

С коммунистическим приветом,

Саша Зайчик

Московская средняя школа № 37

Когда я представил себе, как товарищ Сталин читает мое письмо, я так разволновался, ну просто не мог усидеть на стуле. Вскочил и промаршировал сначала по комнате, а потом по коридору до кухни. Может быть, папа уже скоро придет.

2

Время к ужину, на кухне полно народу. В нашей коммуналке живут сорок восемь честных советских граждан. На всех — одна кухня и одна уборная. Здесь все равны, одна большая счастливая семья, секретов — ни у кого. Все знают, кто когда встает, кто что ест и кто что сказал у себя в комнате. Перегородки тонкие, а иногда даже до потолка не доходят. А в одной комнате сразу две семьи живут. Они там очень умно придумали — разделили комнату полками, а на них, чтобы друг на друга не смотреть, книжки толстые про Сталина поставили.

Товарищ Сталин сказал, что такая коллективная жизнь помогает чувствовать себя коммунистическим «МЫ», а не капиталистическим «Я». Мы все с ним согласны. И по утрам часто поем революционные песни, дожидаясь своей очереди в уборную.

3

Одна соседка, Ольга Борисовна, угостила меня морковкой. Я беру морковку — и к окну, на теплую батарею. Гляжу во двор, не идет ли папа. Иногда он до утра не приходит. У него ужасно много работы в Органах государственной безопасности на Лубянке. Они называются НКВД. Эти Органы занимаются важнейшим делом — разоблачением замаскировавшихся шпионов, которые пытаются внедриться в наши ряды. Мой папа там один из самых лучших сотрудников. Товарищ Сталин лично приколол ему на грудь орден Красного Знамени и назвал его «железной метлой, выметающей гниль из наших рядов».

Я стараюсь откусывать кусочки поменьше, чтобы продлить удовольствие — морковка очень вкусная. В животе бурчит от голода, но я внимания не обращаю. Будущий пионер должен уметь подавлять в себе мелочные мечты о еде. Коммунизм не за горами, скоро еды будет полно, на всех хватит. Конечно, иногда хочется съесть чего-нибудь вкусненького. Я все думаю — как это там, в капиталистических странах? Наверно, дети там морковки даже в глаза не видали.

4

Папа вошел, и все замолчали. Можно подумать, соседи его боятся, но я-то знаю, папу просто уважают. Он подхватил меня с батареи, обнял, прижал к шинели — она снегом пахнет — и несет в комнату, по дороге кивая соседям: здравствуйте, граждане. Один сосед, Щипачев по фамилии, за нами в коридор. Соседи почему-то называют его между собой не Щипачевым, а Стукачевым. Почему, неизвестно, надо бы у папы спросить, он все знает. Вот этот Щипачев идет за нами, головой мотает, улыбается и все спрашивает, сколько папа сегодня шпионов поймал. Так ему и скажи — это же государственная тайна. Но я-то знаю, папа ловит шпионов каждый день. Он мне сам сказал — увидишь кого подозрительного на улице, иди за ним следом и гляди в оба, вдруг шпион. Не теряй бдительности. Враги — они повсюду.

Вот и дверь в нашу комнату, а Щипачев все плетется за нами, не отстает. Ну чего привязался? Я знаю, конечно, почему он в свою комнату не хочет. У них квадратных метров мало, а семья большая — он, жена, трое малышей и старенькая бабуля. У нас с отцом большая комната, а мы только вдвоем. Мне Щипачеву неловко в глаза смотреть, ведь мы в такой роскоши живем. Я отвернулся, но знаю, он не ушел, тянет шею, заглядывает в нашу большую комнату. Тут папа раз, и хлопнул дверью у него перед носом.

— Ему ни о чем ни слова, — говорит папа. — Он все себе на пользу обернет.

Я киваю по-взрослому, как будто понимаю, но на самом деле — нет. О чем это он? Какая польза? Ну ничего, потом подумаю, соображу.

Папа сел сапоги снимать, а я читаю вслух письмо товарищу Сталину. Он улыбается, говорит, что я хорошее письмо написал. Кладет письмо в портфель, обещает завтра передать, а потом говорит:

— Сергей Иванович, директор твоей школы, мне на работу звонил.

— Зачем? У нас в школе нет врагов и шпионов!

Он прищуривается, смотрит на меня сурово, и я тут же понимаю, что потерял бдительность.

— Уверен, сынок?

Ума не приложу, кто бы в школе мог быть шпионом или врагом, но на всякий случай говорю:

— Нет, не уверен.

Он кивает и вытаскивает из портфеля какой-то пакет в оберточной бумаге.

— Да он не про шпионов звонил. Вот, разверни.

Я бумагу разворачиваю, и вдруг внутри что-то как полыхнет алым цветом! Пионерский галстук! Треугольник простой красной материи, который носят все пионеры, но какой же он красивый! Как же долго я о нем мечтал! Завтра, когда меня примут в пионеры, я надену этот галстук в первый раз.

profilib.org

Читать онлайн Сталинский нос

Завтра Сашу Зайчика примут в пионеры! Настанет самый важный и счастливый день в его жизни. Ведь больше всего на свете Саша Зайчик хочет стать как его отец — настоящим коммунистом, героем, разоблачающим шпионов и врагов народа. Но Саша и не подозревает, чем обернется для него завтрашний день. Он узнает правду — об отце, о семье, о стране.

«Сталинский нос» — громкий писательский дебют художника Евгения Ельчина и первая книга, рассказывающая детям о бесчеловечной сталинской эпохе, о Большом терроре.

Содержание:

Евгений Ельчин
Сталинский нос

Моему отцу

1

Мой папа герой и настоящий коммунист, и больше всего на свете я хочу быть как он. Стать таким, как товарищ Сталин, у меня, конечно, не получится. Все-таки он наш великий Вождь и Учитель.

По радио сказали: «Граждане Советского Союза, вслед за нашим великим Вождем и Учителем вперед, к победе коммунизма! Сталин — наше знамя! Сталин — наше будущее! Сталин — наше счастье! Да здравствует дорогой товарищ Сталин!»

И песню запели:

Эх, хорошо в Стране Советской жить!
Эх, хорошо Страной любимым быть!
Эх, хорошо Стране полезным быть,
Красный галстук с гордостью носить!

Я слова этой песни назубок знаю, начинаю подпевать. Беру карандаш и листок бумаги, сажусь писать письмо.

Дорогой товарищ Сталин!

Хочу Вас лично поблагодарить за мое счастливое детство. Мне так повезло — я живу в Советском Союзе, самой справедливой и передовой стране в мире. Я читал о тяжелой жизни детей в капиталистических странах, и мне так жалко всех, кто не может жить в СССР. Их заветные мечты никогда не сбудутся.

А моя заветная мечта — быть юным пионером. Без этого ведь не станешь настоящим коммунистом, как мой папа. Мне не было и года, когда папа научил меня отдавать пионерский салют. Он говорил: «Юный пионер! К борьбе за дело Коммунистической партии, за дело Сталина будь готов!» А я в ответ рукой — пионерский салют, да только «Всегда готов!» как настоящий пионер не мог ответить, потому что говорить еще не умел. Но теперь я уже большой, и скоро исполнится моя заветная мечта. Завтра в школе на торжественной линейке меня наконец примут в пионеры.

Я понимаю, что нельзя стать пионером, если не будешь воспитывать себя в сталинском духе. Я торжественно обещаю заниматься физкультурой, чтобы быть здоровым и сильным. Клянусь выковать из себя истинного борца за коммунизм и никогда не терять бдительности — враги-капиталисты не дремлют. Я всегда буду без устали трудиться для родной Страны Советов и лично для Вас, дорогой товарищ Сталин. Большое спасибо Вам, что дали мне такую возможность.

С коммунистическим приветом,

Саша Зайчик

Московская средняя школа № 37

Когда я представил себе, как товарищ Сталин читает мое письмо, я так разволновался, ну просто не мог усидеть на стуле. Вскочил и промаршировал сначала по комнате, а потом по коридору до кухни. Может быть, папа уже скоро придет.

2

Время к ужину, на кухне полно народу. В нашей коммуналке живут сорок восемь честных советских граждан. На всех — одна кухня и одна уборная. Здесь все равны, одна большая счастливая семья, секретов — ни у кого. Все знают, кто когда встает, кто что ест и кто что сказал у себя в комнате. Перегородки тонкие, а иногда даже до потолка не доходят. А в одной комнате сразу две семьи живут. Они там очень умно придумали — разделили комнату полками, а на них, чтобы друг на друга не смотреть, книжки толстые про Сталина поставили.

Товарищ Сталин сказал, что такая коллективная жизнь помогает чувствовать себя коммунистическим «МЫ», а не капиталистическим «Я». Мы все с ним согласны. И по утрам часто поем революционные песни, дожидаясь своей очереди в уборную.

3

Одна соседка, Ольга Борисовна, угостила меня морковкой. Я беру морковку — и к окну, на теплую батарею. Гляжу во двор, не идет ли папа. Иногда он до утра не приходит. У него ужасно много работы в Органах государственной безопасности на Лубянке. Они называются НКВД. Эти Органы занимаются важнейшим делом — разоблачением замаскировавшихся шпионов, которые пытаются внедриться в наши ряды. Мой папа там один из самых лучших сотрудников. Товарищ Сталин лично приколол ему на грудь орден Красного Знамени и назвал его «железной метлой, выметающей гниль из наших рядов».

Я стараюсь откусывать кусочки поменьше, чтобы продлить удовольствие — морковка очень вкусная. В животе бурчит от голода, но я внимания не обращаю. Будущий пионер должен уметь подавлять в себе мелочные мечты о еде. Коммунизм не за горами, скоро еды будет полно, на всех хватит. Конечно, иногда хочется съесть чего-нибудь вкусненького. Я все думаю — как это там, в капиталистических странах? Наверно, дети там морковки даже в глаза не видали.

4

Папа вошел, и все замолчали. Можно подумать, соседи его боятся, но я-то знаю, папу просто уважают. Он подхватил меня с батареи, обнял, прижал к шинели — она снегом пахнет — и несет в комнату, по дороге кивая соседям: здравствуйте, граждане. Один сосед, Щипачев по фамилии, за нами в коридор. Соседи почему-то называют его между собой не Щипачевым, а Стукачевым. Почему, неизвестно, надо бы у папы спросить, он все знает. Вот этот Щипачев идет за нами, головой мотает, улыбается и все спрашивает, сколько папа сегодня шпионов поймал. Так ему и скажи — это же государственная тайна. Но я-то знаю, папа ловит шпионов каждый день. Он мне сам сказал — увидишь кого подозрительного на улице, иди за ним следом и гляди в оба, вдруг шпион. Не теряй бдительности. Враги — они повсюду.

Вот и дверь в нашу комнату, а Щипачев все плетется за нами, не отстает. Ну чего привязался? Я знаю, конечно, почему он в свою комнату не хочет. У них квадратных метров мало, а семья большая — он, жена, трое малышей и старенькая бабуля. У нас с отцом большая комната, а мы только вдвоем. Мне Щипачеву неловко в глаза смотреть, ведь мы в такой роскоши живем. Я отвернулся, но знаю, он не ушел, тянет шею, заглядывает в нашу большую комнату. Тут папа раз, и хлопнул дверью у него перед носом.

— Ему ни о чем ни слова, — говорит папа. — Он все себе на пользу обернет.

Я киваю по-взрослому, как будто понимаю, но на самом деле — нет. О чем это он? Какая польза? Ну ничего, потом подумаю, соображу.

Папа сел сапоги снимать, а я читаю вслух письмо товарищу Сталину. Он улыбается, говорит, что я хорошее письмо написал. Кладет письмо в портфель, обещает завтра передать, а потом говорит:

— Сергей Иванович, директор твоей школы, мне на работу звонил.

— Зачем? У нас в школе нет врагов и шпионов!

Он прищуривается, смотрит на меня сурово, и я тут же понимаю, что потерял бдительность.

— Уверен, сынок?

Ума не приложу, кто бы в школе мог быть шпионом или врагом, но на всякий случай говорю:

— Нет, не уверен.

Он кивает и вытаскивает из портфеля какой-то пакет в оберточной бумаге.

— Да он не про шпионов звонил. Вот, разверни.

Я бумагу разворачиваю, и вдруг внутри что-то как полыхнет алым цветом! Пионерский галстук! Треугольник простой красной материи, который носят все пионеры, но какой же он красивый! Как же долго я о нем мечтал! Завтра, когда меня примут в пионеры, я надену этот галстук в первый раз.

dom-knig.com

Сталинский нос

Теперь эта книга доступна и в электронном варианте на «Литрес» и Google Play. 

Впервые на русском языке выходит адресованная школьникам книга о событиях эпохи Большого террора.

Написал ее (и создал иллюстрации)  Евгений Ельчин.  Он родился в Ленинграде в 1956 году, но в 1983 году эмигрировал в Америку. Личный и семейный опыт автора воплотились в «Сталинском носе», но не стоит искать в нем автобиографические черты. Вернее, если и искать, то всем нам,  а также нашим бабушкам и дедушкам. Наше общее прошлое, фантасмагорически сгущенное, но оттого не менее узнаваемое, встает в этой книге вместе со всеми его исчезнувшими и до сих пор неизжитыми чертами.

«Сталинский нос» – это всего лишь один день из жизни обычного советского школьника Саши Зайчика. Но за этот день Саша успеет стать свидетелем ареста любимого отца, офицера НКВД, отрепетировать роль отрядного знаменосца, стать сыном врага народа, разбить бюст товарища Сталина, вызвать настоящий переполох в школе, спровоцировать арест учительницы, побывать объектом вербовки со стороны агента НКВД.

В этот день мир Саши Зайчика стремительно рухнул: все его представления о добре и зле, устойчивости и справедливости мироустройства рассыпались в прах. Оказалось, что за казенными фразами из газетных передовиц о «врагах народа» скрываются реальные, близкие люди. А сам ты, еще недавно слывший образцом для подражания, становишься изгоем, человеком, чье лицо замазывают чернилами на групповой школьной фотографии.

В конце книги, стоя на задворках знаменитого здания НКВД на Лубянке, в почти бесконечной очереди родственников арестованных, герой сталкивается с неплакатными, человеческими чувствами людей, чьи близкие попали в беду, и, наконец, обретает надежду.

Для издательства «Розовый жираф» «Сталинский нос» — очень важная книга. Мы понимаем, что публикация этой повести – лишь начало длинного и трудного разговора, который мы хотели бы вести с нашими читателями и их родителями, разговора, который, мы надеемся, начнется в семьях наших читателей.

В 2013 году  «Сталинский нос» был выбран лучшей книгой зарубежного автора в проекте «Книга года: выбирают дети».

Презентация книги Евгения Ельчина «Сталинский нос» и круглый стол для родителей, педагогов, библиотекарей «Как говорить с детьми о сталинизме?»
Читка книги «Сталинский нос» в Сахаровском центре

pgbooks.ru

Читать онлайн Сталинский нос страница 5

— Это он. Зайчик очки разбил, — говорит Вовка, но от стенки лица не поворачивает.

— Еще одно слово, Собакин, и ты тоже отправишься к директору. Наш Зайчик — примерный ученик. Он — сын героя. Не то что ты.

Нина Петровна подходит ко мне, кладет руки мне на плечи, заглядывает в глаза.

— Я обратилась к директору с просьбой назначить тебя знаменосцем на пионерской линейке. Представь, как будет гордиться твой отец, когда увидит, что ты вносишь в актовый зал наше красное знамя. — Тут она вздыхает. — Разумеется, теперь мне придется эту просьбу назад брать. Как может нести священное знамя тот, кто голосует против большинства? Ты же умный мальчик, сам понимаешь.

Весь класс, не опуская рук, глядит на меня.

— Ну что, Саша? — шепчет она тихонечко. — За или против?

Я поднимаю руку. За, конечно.

14

Знамя в пионерской комнате, а ключ от комнаты у Матвеича. Он сторож. Сидит Матвеич всегда в кладовке, а кладовка в самом низу, в подвале. Я дверь ткнул, она не поддается. Стучу. Ногой пинаю. Ни ответа, ни привета. Матвеич то ли оглох, то ли спит. Вот же есть идеологически отставшие граждане — тормозят наше шествие к победе коммунизма. Ну, меня это не остановит — буду колотить, пока он дверь не откроет. Нина Петровна послала меня за знаменем, и я без него возвращаться не собираюсь.

Наконец достучался, открывает Матвеич дверь, но не совсем, чуть-чуть открывает и с подозрением смотрит на меня в щелочку. Он в кладовку никогда никого не пускает. Даже интересно, что он там прячет такого?

— Чего надо?

— Пионерскую комнату открыть. Нина Петровна меня за знаменем послала.

— Записку давай.

Даю ему записку от Нины Петровны. Он берет, читает и губами движет, будто жует что-то.

— Подпись-то чья?

— Нины Петровны.

— Не похоже. А печать где?

— Какая печать?

— Школы печать, какая еще? А то любой тут может заявиться. Нет печати, не будет ни барабанов, ни горнов со знаменем. Это государственная собственность, а не абы что.

Похоже, не прав я был. Про Матвеича. Он гражданин бдительный. Я забираю записку и бегом наверх, в кабинет директора, за печатью. Сколько времени потерял, пока по двери барабанил. Нина Петровна, наверно, уже начала репетицию пионерской линейки, а вынос знамени — это первое дело.

У кабинета директора сидит Очкарик, ждет, что ему будет. Увидел меня и улыбнулся. У меня сразу лицо горячим стало, видно, покраснел от стыда.

— Извини, — говорю, — что очки разбил.

Он плечами пожал. Необидчивый.

— А чего тебя Вовка Американцем зовет?

Знаю, что не надо ему про маму, а все равно говорю:

— У меня мама американка была. Только ты никому не рассказывай.

Он на меня щурится:

— Ее арестовали и под расстрел?

— Чего ты несешь? Какой расстрел? Нет, конечно. Она из Америки приехала коммунизм с нами строить.

Он кивает:

— Да я знаю. Они думают, что все иностранцы — шпионы.

— Моя мама не шпионка! Ты что! Она — настоящая коммунистка!

— Мои папа с мамой тоже настоящие коммунисты. Только они теперь в тюрьме на Лубянке сидят — враги народа. Как это так получается? Объясни мне.

Я отвернулся. Как мне ему в глаза смотреть? Тюрьма как раз в подвале того дома на Лубянке, где находятся Органы государственной безопасности, там папа работает.

— Мы с теткой два дня в очереди стояли. А когда достоялись, они все равно нам не дали повидаться. Говорят, без права переписки, какие уж тут свидания. Тетка мне сказала, что так говорят, когда заключенных уже расстреляли, но это она врет. Живы они, и я их скоро увижу.

Тут вдруг он меня за руку цапнул, притянул к себе и шепчет:

— Тебе на Лубянку легко попасть. У тебя там отец работает. Ты бы только охранника отвлек. Сможешь, Зайчик? Если бы твоего отца взяли, я бы для тебя постарался.

Я от него вырвался, да так быстро, что он со скамейки шмякнулся и башкой об пол. Хочу помочь ему подняться, а он меня в грудь пихает, сам встает и улыбается.

— Ничего, — говорит. — И без тебя справимся.

Дает Очкарик! Совсем с ума сошел.

15

Матвеич глаз щурит, печать долго рассматривает.

— Ладно, — кивает, — пошли.

Идем. Матвеич не спешит, ковыляет вверх по лестнице, ключами звенит. Пиджак у него сзади почему-то мокрый, и ботинки хлюпают, на ступеньках следы оставляют. Может, у него наводнение в подвале? Трубу прорвало или еще что-то.

Дошли до пионерской комнаты, он дверь отпер, но меня туда не пускает.

— В пионеры возьмут, тогда пожалуйста.

Я жду. Он там что-то долго двигает, наконец дверь открывает и сует мне знамя в дверную щелку.

— Пока не велят, — говорит, — знамя не разворачивай.

Беру у него знамя, а оно тяжеленное, поднимаю с трудом. По знаменосцам не скажешь, они его всегда так легко несут. Хотя, понятное дело, в таком важном предмете, как знамя, легкости быть не может. Я древко на плечо, ухватился обеими руками и вверх по лестнице. Марширую в актовый зал. Там пусто. Все сидят по классам, занимаются. Я понимаю, что не положено, но удержаться не могу — разворачиваю знамя. Первое, что вижу, это голова товарища Сталина. В профиль, вышита нитками из золота по бархату цвета крови, пролитой за дело Партии. Над головой Сталина полукругом вышит пионерский девиз «Всегда готов!», а по углам знамени — золотая бахрома и кисти. Красотища!

В глубине актового зала между окон стоит бюст товарища Сталина, только голова и плечи, даже рук нет. Но все равно он прямо как живой на меня смотрит. Я размахиваю знаменем, чтобы оно над головой вилось, как на ветру, и с левой ноги пошел, чеканю шаг к бюсту.

Воображаю себя на Красной площади. Идет первомайский парад. Первое мая — мой самый любимый день в году, люблю я парады. В ушах у меня гром и звон — марширует духовой оркестр, толпа аплодирует, машет флажками, скандирует: «Да здравствует товарищ Сталин!» Тут земля под ногами в дрожь — наши могучие танки пошли, а над Кремлем военные самолеты засеребрились. Строем летят, да так, что в безоблачном небе появились шесть серебряных букв: С-Т-А-Л-И-Н.

Эх, где же папа, он бы сейчас мной гордился! Подо мной едет платформа в форме звезды и вся обшита красной с золотом материей. Я стою на звезде, в руках знамя, а на шее у меня вьется пионерский галстук. И так хорошо стою, так гордо, как пионеры всегда на картинках. Стою и гляжу вперед и вижу наше светлое будущее. Коммунизм вижу. Только как он выглядит, описать не могу. Но верю, что придет коммунизм. Это самое главное — верить. Если крепко верить во что-то, оно сбудется. Коммунизм-то точно.

Едет платформа мимо Мавзолея, а на нем сам товарищ Сталин, великий Вождь и Учитель, стоит и за парадом наблюдает. За его широкой спиной члены правительства по росту построились, улыбаются. Сталин видит меня на платформе и рукой машет, а глаза так и лучатся добротой.

— Вот за это мы кровь и льем, товарищи, — говорит Сталин членам правительства, — чтобы этот пионер мог жить при коммунизме. Тебя как зовут, сынок?

Я товарищу Сталину салют отдал по-пионерски и кричу:

— Меня зовут Саша Зайчик. Вы, товарищ Сталин, папу моего хорошо знаете. Вы ему лично на грудь орден Красного Знамени прикололи и назвали его «железной метлой, выметающей гниль из наших рядов».

— А, Зайчик, — с улыбкой кивает товарищ Сталин. — Конечно, я его хорошо знаю. Герой. Верный коммунист.

— Ошибка произошла, товарищ Сталин. Папу арестовали!

Ну, тут такое началось. Ужас! Такого ни разу на Красной площади не бывало. Вдруг весь парад обратным ходом поехал. А почему? Сталин рассердился. Кричать начал. Танки обратно поехали и платформы, граждане со всех ног бегут, спасаются, а товарища Сталина голос — не голос, а гром с молнией — грохочет по всей Красной площади: «Шпионы! Вредители! Враги народа! Чья ошибка? Кто виноват? Арестовать! Всех арестовать!»

Платформа вдруг из-под ног у меня поехала, я не удержался и головой вниз, прямо в толпу. Упал на кого-то. Вокруг паника и сплошной беспорядок. Меня граждане волной подхватили и несут, куда — неизвестно. Я знамя к груди прижал, боюсь выпустить, только вдруг, сам не знаю как, не на Красной площади я, а снова в актовом зале. Несусь как угорелый к бюсту Вождя, спотыкаюсь. Знамя летит из рук и отбивает Сталину нос.

dom-knig.com

No related posts.