Женский осмотр в лагере – Женщины гулага (впечатлительным не читать)

Женщины гулага (впечатлительным не читать)

“В 1937 году я жила в Новосибирске. Работала на заводе «Большевик» обойщицей. В начале того года у меня родилась дочь. Мы с мужем были счастливы и не могли нарадоваться на своего первенца. Но 28 июля к нам на квартиру пришли двое мужчин. В это время я собиралась кормить грудью свою крошку. Они сказали, что меня вызывают в органы минут на десять и велели поторопиться. Я передала дочку племяннице и пошла с ними, надеясь скоро вернуться…

В отделении милиции я просидела более часа. Я знала, что моя малышка голодная, кричит, и попросила милиционеров отпустить меня ненадолго, чтобы покормить ребёнка. Но меня не стали даже слушать. В милиции меня продержали допоздна, а ночью увезли в тюрьму. Вот так моя маленькая дочка осталась без материнского молока, а мне больше не удалось испытать чудесной материнской радости. Я не могла представить себе, за что такая жестокость ко мне и к моему ребёнку. Как можно так бесчеловечно разорвать единое целое — мать и дитя…”

Это строки из воспоминаний Веры Михайловны Лазуткиной. Женщины, которая провела за колючей проволокой восемь лет. Ни за что. Просто потому, что местной большевистской власти нужно было поставить галочку в выполнении плана по “выявлению врагов народа”.

Изучая материалы на тему “женщины ГУЛАГа”, я испытал настоящий шок. Передо мной предстало подлинное обличье большевизма, о котором, оказывается, я имел довольно поверхностное представление. Я увидел, насколько жёстко и бескомпромиссно ополчился сатана со звездой во лбу именно на ЖЕНЩИН (в основном — славянок). Почему, об этом будет сказано ниже.

ЗА ЧТО?

С первых же дней прихода к власти большевики решили сразу “убить двух зайцев”: вырвать из среды народа самых честных, совестливых и умных людей (поскольку “быдлу” намного легче внедрить в мозги любую, даже самую безумную идеологию), а заодно создать из них бесплатную рабочую силу. Использовали при этом малейший повод, раздутый затем до “контрреволюционной деятельности”.

Поначалу, ещё на заре советской власти, подобное в основном касалось мужского населения страны (поскольку мужчина более способен на организованное сопротивлению режиму). Но к середине 30-х годов большевистская власть всполошилась. Она поняла, что её врагом в большей мере, чем мужчина, является женщина! По той простой причине, что её мировосприятие, её характер, взращённый в большинстве своём православным укладом жизни, изменить намного труднее, чем у мужчин. Ибо женщина воспринимает окружающую действительность не столько разумом, сколько сердцем. И если мужчину с помощью такой “науки”, как марксизм-ленинизм, можно было убедить в оправданности насильственного отбора у крестьян хлеба, подавления инакомыслия и многочисленных расстрелов представителей “эксплуататорских” классов, то женщина, особенно христианка, склонная к милосердию и всепрощению, подобных доводов не принимала. И, видимо, не приняла бы никогда. Таким образом, советская власть стала сортировать своих противников не только по классовому, но и половому признаку. И в первую очередь под удар большевиков попали женщины — родные и близкие тех, кого однозначно нужно было уничтожить или изолировать от основной массы людей, превращаемых в “винтиков”. Именно для женщин и были в основном предусмотрены такие формулировки преступного статуса, как член семьи врага народа (ЧСВН), член семьи изменника родины (ЧСИР), социально-опасный элемент (СОЭ), социально-вредный элемент (СВЭ), связи, ведущие к подозрению в шпионаже (СВПШ), и т.д.

ДОПРОС

“В центре кабинета на стуле сидит худенькая и уже немолодая женщина. Только она пытается прикоснуться к спинке стула, тут же получает удар и громкий окрик. Однако нельзя наклониться не только назад, но и вперёд. Так она сидит несколько суток, день и ночь без сна. Следователи НКВД меняются, а она сидит, потеряв счёт времени. Заставляют подписать протокол, в котором заявлено, что она состоит в правотроцкистской, японско-германской диверсионной контрреволюционной организации. Надя (так зовут женщину) не подписывает. Молодые следователи, развлекаясь, делают из бумаги рупоры и с двух сторон кричат ей, прижав рупоры к её ушам: “Давай показания, давай показания!” и мат, мат, мат. Они повредили Надежде барабанную перепонку, она оглохла на одно ухо. Протокол остаётся неподписанным. Чем ещё подействовать на женщину? Ах да, она же мать. “Не дашь показания, арестуем детей”. Эта угроза сломила её, протокол подписан. Истязателям этого мало. “Называй, кого успела завербовать в контрреволюционную организацию”. Но предать друзей!.. Нет, она не могла… Больше от неё не получили никаких показаний…” (К.М.Шалыгин: Верность столбовским традициям.)

ВЕЩЬ

Когда каторжанок привозят в лагерь, их отправляют в баню, где раздетых женщин разглядывают как товар. Будет ли вода в бане или нет, но осмотр “на вшивость” обязателен. Затем мужчины – работники лагеря — становятся по сторонам узкого коридора, а новоприбывших женщин пускают по этому коридору голыми. Да не сразу всех, а по одной. Потом между мужчинами решается, кто кого берёт…” (из воспоминаний узниц ГУЛАГа).

И — огромная вывеска на въезде в лагерь: “Кто не был — тот будет! Кто был – не забудет!”

СКОТ

Принуждение женщин-заключённых к сожительству было в ГУЛАГе делом обычным.

“Старосте Кемского лагеря Чистякову женщины не только готовили обед и чистили ботинки, но даже мыли его. Для этого обычно отбирали наиболее молодых и привлекательных женщин… Вообще, все они на Соловках были поделены на три категории: “рублёвая”, “полурублёвая” и “пятнадцатикопеечная” (“пятиалтынная”). Если кто-либо из лагерной администрации просил молодую симпатичную каторжанку из вновь прибывших, он говорил охраннику: “Приведи мне “рублёвую”…

Каждый чекист на Соловках имел одновременно от трёх до пяти наложниц. Торопов, которого в 1924 году назначили помощником Кемского коменданта по хозяйственной части, учредил в лагере настоящий гарем, постоянно пополняемый по его вкусу и распоряжению. Из числа узниц ежедневно отбирали по 25 женщин для обслуживания красноармейцев 95-й дивизии, охранявшей Соловки. Говорили, что солдаты были настолько ленивы, что арестанткам приходилось даже застилать их постели…

Женщина, отказавшаяся быть наложницей, автоматически лишалась “улучшенного” пайка. И очень скоро умирала от дистрофии или туберкулёза. На Соловецком острове такие случаи были особенно часты. Хлеба на всю зиму не хватало. Пока не начиналась навигация и не были привезены новые запасы продовольствия, и без того скудные пайки урезались почти вдвое…” (Ширяев Борис. Неугасимая лампада.)

Когда насилие наталкивалось на сопротивление, облечённые властью мстили своим жертвам не только голодом.

“Однажды на Соловки была прислана очень привлекательная девушка — полька лет семнадцати. Которая имела несчастье привлечь внимание Торопова. Но у неё хватило мужества отказаться от его домогательства. В отместку Торопов приказал привести её в комендатуру и, выдвинув ложную версию в “укрывательстве контрреволюционных документов”, раздел донага и в присутствии всей лагерной охраны тщательно ощупал тело в тех местах, где, как он говорил, лучше всего можно было спрятать документы…

В один из февральских дней в женский барак вошли несколько пьяных охранников во главе с чекистом Поповым. Он бесцеремонно скинул одеяло с заключённой, некогда принадлежавшей к высшим кругам общества, выволок её из постели, и женщину изнасиловали по очереди каждый из вошедших…” (Мальсагов Созерко. Адские острова: Сов. тюрьма на дальнем Севере.)

“МАМКИ”

Так на лагерном жаргоне именовали женщин, родивших в заключении ребёнка. Судьба их была незавидной. Вот воспоминания одного из бывших узников:

“В 1929 году на Соловецком острове работал я на сельхозлагпункте. И вот однажды гнали мимо нас “мамок”. В пути одна из них занемогла; а так как время было к вечеру, конвой решил заночевать на нашем лагпункте. Поместили этих “мамок” в бане. Постели никакой не дали. На этих женщин и их детей страшно было смотреть: худые, в изодранной грязной одежде, по всему видать, голодные. Я и говорю одному уголовнику, который работал там скотником:

— Слушай, Гриша, ты же работаешь рядом с доярками. Поди, разживись у них молоком, а я попрошу у ребят, что у кого есть из продуктов.

Пока я обходил барак, Григорий принёс молока. Женщины стали поить им своих малышей… После они нас сердечно благодарили за молоко и хлеб. Конвоиру мы отдали две пачки махорки за то, что позволил нам сделать доброе дело… Потом мы узнали, что все эти женщины и их дети, которых увезли на остров Анзер, погибли там от голода…” (Зинковщук Андрей. Узники Соловецких лагерей. Челябинск. Газета. 1993,. 47.)

ЛАГЕРНЫЙ БЫТ И КАТОРЖНЫЙ ТРУД

“Из клуба нас этапом погнали в лагерь Орлово-Розово. Расселили по землянкам, выкопанным на скорую руку. Вместо постели выдали по охапке соломы. На ней мы и спали… А когда нас переместили в барак, лагерные “придурки” (обслуга, мастера и бригадиры, — В.К.), а с ними и уголовники стали устраивать на нас налёты. Избивали, насиловали, отнимали последнее, что оставалось…” (из воспоминаний В.М.Лазуткиной).

Большинство узниц ГУЛАГа умирало от непосильного труда, болезней и голода. А голод был страшный.

“…заключённым — гнилая треска, солёная или сушёная; худая баланда с перловой или пшённой крупой без картошки… И вот — цинга, и даже “канцелярские роты” в нарывах, а уж общие… С дальних командировок возвращаются “этапы на карачках” — так и ползут от пристани на четырёх ногах…”(Нина Стружинская. За землю и волю. Белорусская газета, Минск, 28.06.1999)
О лагерной работе.

“С наступлением весны нас стали выводить из зоны под конвоем на полевые работы. Копали лопатами, боронили, сеяли, сажали картофель. Все работы выполнялись вручную. Так что руки наши женские всё время были в кровавых мозолях. Отставать в работе было опасно. Грозный окрик конвоя, пинки “придурков” заставляли работать из последних сил…” (из воспоминаний Лазуткиной В.М.).

В “Архипелаге ГУЛАГ” Солженицына есть слова одной из якутских заключённых: “на работе порой нельзя было отличить женщин от мужчин. Они бесполы, они — роботы, закутанные почти до глаз какими-то отрепьями, в ватных брюках, тряпичных чунях, в нахлобученных на глаза малахаях, с лицами — в чёрных подпалинах мороза…”

И далее: “от Кеми на запад по болотам заключённые стали прокладывать грунтовый Кемь-Ухтинский тракт, считавшийся когда-то почти неосуществимым. Летом тонули, зимой коченели. Этого тракта соловчане боялись панически, и долго за малейшую провинность над каждым из нас рокотала угроза: «Что? На Ухту захотела?..

Долгота рабочего дня определялась планом (“уроком”). Кончался день рабочий тогда, когда выполнен план; а если не выполнен, то и не было возврата под крышу…”

ВЫСОТА ДУХА

Среди политзаключённых были люди, глядя на которых, узники вспоминали, что такое человек и к чему он призван в этом мире. Вот отрывок из рассказа бывшего осуждённого об одной “неизвестной баронессе”:

“Тотчас по прибытии баронесса была назначена на “кирпичики”. Можно себе представить, сколь трудно было ей на седьмом десятке таскать двухпудовый груз…

Прошлое, элегантное и утончённое, проступало в каждом движении старой фрейлины, в каждом звуке её голоса. Она не могла скрыть его, если бы и хотела… Она оставалась аристократкой в лучшем, истинном значении этого слова; и в Соловецком женбараке, порой среди матерной ругани и в хаосе потасовок она была тою же, какой видели её во дворце. Она не отгораживалась от остальных, не проявляла и тени того высокомерия, которым неизменно грешит ложный аристократизм. Став каторжницей, она признала себя ею и приняла свою участь как крест, который надо нести без ропота и слёз…

…Не показывая своей несомненной усталости, она дорабатывала до конца дня; а вечером, как всегда, долго молилась, стоя на коленях перед маленьким образком…

Вскоре её назначили на более лёгкую работу – мыть полы в бараке…

…Когда вспыхнула страшная эпидемия сыпняка, срочно понадобились сёстры милосердия или могущие заменить их. Начальник санчасти УСЛОН М.В.Фельдман не хотела назначений на эту “смертническую” работу. Она пришла в женбарак и, собрав его обитательниц, стала уговаривать их идти добровольно, обещая жалованье и хороший паёк.

— Неужели никто не хочет помочь больным и умирающим?

— Я хочу, — послышалось от печки.

— А ты грамотная?

— Да.

— А с термометром умеешь обращаться?

— Умею. Я работала три года хирургической сестрой в Царскосельском лазарете…

М.В.Фельдман рассказывала потом, что баронесса была назначена старшей сестрой, но несла работу наравне с другими. Рук не хватало. Работа была очень тяжела, так как больные лежали вповалку на полу и подстилка под ними сменялась сёстрами, которые выгребали руками пропитанные нечистотами стружки. Страшное место был этот барак.

Баронесса работала днём и ночью. Трудилась так же мерно и спокойно, как носила кирпичи и убиралась в бараке. С такою же методичностью и аккуратностью, как, вероятно, она несла свои дежурства при императрицах. Это её последнее служение было не самоотверженным порывом, но следствием глубокой внутренней культуры…

Однажды на руках и на шее баронессы зарделась зловещая сыпь. М.В.Фельдман заметила её.

— Идите и ложитесь в особой палате… Разве вы не видите сами?

— К чему? — последовал ответ. — Вы же знаете, что в мои годы от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к Себе, но два-три дня я ещё смогу Ему послужить…

Они стояли друг против друга. Аристократка и коммунистка. Девственница и страстная, нераскаянная Магдалина.

Верующая в Него и атеистка. Женщины двух миров. Экспансивная, порывистая М.В.Фельдман обняла и поцеловала старуху. Когда она рассказывала мне об этом, её глаза были полны слёз” (Ширяев Борис. Неугасимая лампада.).

ЛАГЕРНАЯ ЛЮБОВЬ

И всё же женщина даже в лагере оставалась женщиной – существом, созданном для любви. Любви-жалости и любви-заботе. У А.И.Солженицына в “Архипелаге ГУЛАГ” есть немного сбивчивые слова одной заключённой о своём любимом:

“Мне не спать с ним надо, а в звериной нашей жизни, когда в бараке целый день за пайки и за тряпки ругаемся, про себя думаешь: сегодня ему рубашку починю, да картошку сварю…”

“Эти женщины, — пишет далее Солженицын, — не искали страсти, а хотели утолить свою потребность в заботе. Общая миска, из которой они питались, была их “священным обручальным кольцом”. Эта лагерная любовь была бесплотной, духовной, Благословением Божьим, она резко выделялась в грязно-мрачном лагерном существовании… Смирение, терпение, всепонимающая мягкость — основные черты женской славянской модели поведения…”

МЕДИЦИНА

О медицинской “заботе” о здоровье узниц свидетельствуют, например, такие слова:

“Врач заявил в бараке, куда его вызвали к заключённой, которая второй день лежала в бреду: “Помните, я прихожу только к мёртвым и параличным. Зря меня не вызывать”. Но, может быть, и в самом деле было бы большой нелепостью что-то у нас залечивать и вообще поддерживать нашу обречённую жизнь”. (Чернавина Татьяна. Побег из ГУЛАГа. Москва. Классика плюс, 191 с. 1996)

НАКАЗАНИЯ

Для того чтобы сломить волю заключённой, превратив её в послушную “скотину”, или выбить из неё необходимые для продления срока заключения “признания”, придумывались различного рода пытки, а также карательные акции для устрашения остальных. Вот лишь некоторые из них:

1) Бессмысленный труд

Это когда за невыполнение плана (а выполнить его истощённым и больным женщинам было неимоверно трудно) заключённую заставляли, скажем, переливать воду из проруби в прорубь или перетаскивать тяжёлые брёвна с одного места на другое и назад. К физическим страданиям здесь добавлялись моральные…

2) Карцер

“Аню осудили за шпионаж… Возмущению её не было предела. По-своему она боролась: демонстративно не вставала, когда входило начальство, говорила громко, без разрешения открывала форточку. Естественно, попала в карцер. А условия в карцере были такие: помещение без окон; питание — 400 г хлеба в день и две кружки горячей воды; топчан вносят на 6 часов, остальное время надо стоять или ходить по двухметровому холодному помещению или сидеть на залитом водой полу. Карцер давали на срок от 4 до 20 дней. Должно быть, сильно она обозлила начальника, что он дал этой бедной девочке все 20 дней. Впервые в моей лагерной жизни я столкнулась с таким сроком. Обычно и после пяти дней выходили больными.

После этого Аня прожила у нас месяц. Ей делалось всё хуже, и однажды ночью у неё началось горловое кровотечение. Аню забрали в больницу. Умерла она через два дня. Ей был всего 21 год…” (из воспоминаний узницы ГУЛАГа Адамовой-Слиозберг О.Л.).

А это свидетельство другой узницы, приведённое А.И.Солженицыным в “Архипелаге ГУЛАГ”:

“Секирка. Это значит — Секирная гора. В двухэтажном соборе там устроены карцеры. Содержат в карцере так: от стены до стены укреплены жерди толщиною в руку. Наказанным велят весь день на этих жердях сидеть. Высота жерди такова, что ногами до земли не достанешь. Не так легко сохранить равновесие, весь день только и силится каторжанин или каторжанка — как бы удержаться. Если же свалится — надзиратели подскакивают и бьют бедолагу. Это в лучшем случае. А то выводят наружу к лестнице в 365 крутых ступеней (от собора к озеру, монахи соорудили), привязывают к спине для тяжести бревно — и сталкивают вниз. А ступеньки настолько круты, что бревно с человеком на них не задерживается, катится до самого низа. В итоге от людей остаются кровавые лохмотья…”

Рассказывали, что когда известная правозащитница Валерия Новодворская прочитала эти материалы, то сказала: “У гитлеровцев нет оснований гордиться своими Освенцимом и Бухенвальдом…” (Валерия Новодворская. Бери с коммунистов пример. Комок, Красноярск, N21, 29.03.1996)”

3) Замораживание людей

«На командировке «Красная горка», в Соловках, был начальник по фамилии Финкельштейн. Однажды он поставил на ночь на лёд Белого моря при 30 градусах мороза тридцать четыре узника (среди которых были и женщины) за невыполнение плана. Всем им впоследствии пришлось ампутировать отмороженные ноги. Большинство из них погибло в лазарете. Через несколько месяцев мне пришлось участвовать в медицинской комиссии, свидетельствовавшей этого чекиста. Он оказался тяжёлым психоневротиком-истериком.» (Профессор И.С. (под этим псевдонимом, по-видимому, писал профессор Иван Лукьянович Солоневич, совершивший побег в Финляндию из Медвежьегорска, куда он был переведён из Свирского концентрационного лагеря). Большевизм в свете психопатологии. Журнал «Возрождение». №9. Париж. Париж. 1949)

4) Поедание крысами

В одном из подвалов жили огромные крысы. Узника или узницу сажали в клетку и прикручивали прутьями так, что бедняга не мог пошевельнуться. Проёмы между прутьями были широкими. Крысы свободно проникали в клетку и грызли человека. А порой и заживо его съедали…

5) А это на долгие годы останется чёрным пятном в истории нашей страны. Чекисты нашли способ “сломить” именно женщину, которая более стойко, чем мужчина, переносила тяжёлый быт и физические издевательства над собой. Была придумана так называемая “пытка детьми”.

События, рассказанные упомянутым выше профессором И.С., происходили в городе Лодейное Поле, где находилось главное управление Свирских лагерей. Я понимаю, насколько тяжело будет читать последующие строки нам, людям XXI века, гражданам другой России, но всё же считаю своим долгом донести их до читателей – именно для того, чтобы подобный кошмар больше никогда не повторился. Итак:

“Во время пребывания моего в качестве врача-психиатра в Соловецком и Свирском концлагерях мне пришлось участвовать в медицинских комиссиях, периодически обследовавших всех сотрудников ГПУ, работавших там… Мною была освидетельствована одна из надзирательниц. Перед этим она была мне так представлена следователем: «Хорошая работница, и вдруг спятила, вылив себе на голову крутой кипяток”.

Приведённая ко мне женщина лет пятидесяти поразила меня своим взглядом: её глаза были полны ужаса, а лицо было каменным. Когда мы остались вдвоём, она вдруг заговорила — медленно, монотонно, каким-то подземным голосом: “Я не сумасшедшая. Я была партийная. А теперь не хочу быть в партии!”. И она рассказала, как однажды стала свидетелем следующего: один из чекистов ломал пальцы мальчику лет десяти, обещая прекратить эту пытку, если мать ребёнка, находившаяся тут же с младенцем на руках, сломает только один мизинчик своему крошке… Её десятилетний сын кричал так, что у охранников, державших женщину, “звенело в ушах”… И когда послышался очередной хруст (был сломан уже третий палец), она не выдержала и сломала пальчик своему младенцу… Говорили, что после, в бараке, она сошла с ума…

Не помню, — пишет далее профессор, — как я ушёл с этой экспертизы… Сам чуть не свихнулся…” (Профессор И.С. Большевизм в свете психопатологии. Журнал «Возрождение». №9. Париж. 1949).

РАССТРЕЛЫ

Осуждённым на лагерные работы за серьёзную провинность или выпады против Советской власти мог быть вынесен новый приговор (без суда и следствия). В том числе и “высшая мера социальной защиты”.

“Убивают в одиночку каждый день. Это делают в подвале под колокольней. Из револьвера… Вы спускаетесь по ступеням в темноту и… А расстрелы партиями проводят по ночам на Онуфриевом кладбище. Дорога туда идёт мимо нашего барака, это бывший странноприимный дом. Мы назвали эту дорогу улицей Растрелли… Расскажите об этом там, это очень важно. Важно, чтобы там — там! — знало об этом как можно больше людей, иначе они не остановятся. И ещё…
Приоткрылась, тяжко скрипнув, дверь… Но никто не появился, донёсся только голос Дегтярёва (руководителя расстрелов в женских бараках, – В.К.):

— Вадбольская, ко мне!

Женщина вздрогнула, точно ей уже выстрелили в затылок. Потом медленно поклонилась, шепнула «Прощайте» и тут же вышла…» (Борис Васильев. Вам привет от бабы Леры. В Сб.: А зори здесь тихие… Москва. Изд-во «Эксмо», 2004).

А это уже откровения противоположной стороны — одного из чекистов ГУЛАГа, работавшего в женских лагерях:

“У той, которую ведёшь расстреливать, руки обязательно должны быть связаны сзади проволокой. Велишь ей следовать вперёд, а сам с наганом в руке за ней. Когда нужно, командуешь «вправо», «влево», пока не подведёшь к месту, где заготовлены опилки или песок. Там ей дуло к затылку и трррах! И одновременно даёшь крепкий пинок в задницу. Это чтобы кровь не обрызгала гимнастёрку и чтобы жене не приходилось опять и опять её стирать”.

Опыт “хозяйственного использования” на “зоне”,
который впоследствии взяли на вооружение немецкие фашисты

“Обмундирование с расстрелянных в довольно большом количестве привозилось в Соловки раньше из Архангельска, а затем из Москвы; обычно оно было сильно изношено и залито кровью, так как всё лучшее чекисты снимали с тела своей жертвы сразу же после расстрела, а худшее и запачканное кровью посылали в концентрационные лагеря. Но даже обмундирование со следами крови получить было очень трудно, ибо спрос на него постоянно возрастал — с увеличением числа заключённых и с изнашиванием их одежды и обуви в лагере становилось всё больше и больше раздетых и босых людей…

Опыт Соловков – “рациональное использование” материальных ценностей, был успешно повторен эсэсовцами в концлагере Освенцим через двадцать лет. Его авторы, а точнее сказать “плагиаторы”, повешены по решению международного трибунала в Нюрнберге как военные преступники. А вот соловецкие “первопроходцы” похоронены с почестями на Красной площади в Москве — в мавзолее или у Кремлёвской стены”. (А.Клингер. Соловецкая каторга.).

ВОССТАНИЯ В ГУЛАГЕ

И всё же, несмотря на жёсткое подавление любого недовольства осуждённых, случались отдельные акты организованного сопротивления режиму.

Так, в мае 1954 года в Кенгирском лагерном отделении заключённые подняли восстание, в котором участвовало около двенадцати тысяч человек. Мужчины и женщины, уголовники и политические стояли здесь плечом к плечу.

Беспорядки начались в одном лагпункте, а затем перекинулись в три других, в том числе женские. Охрана растерялась, сразу не применила оружие, заключённые воспользовались нерешительностью, проломили заборы и соединились в одну массу…

Восставшие образовали Комиссию для переговоров с начальством и самоуправление в составе двенадцати человек во главе с бывшим подполковником Советской Армии Кузнецовым. От блатных в неё вошел “вор в законе” Виктор Рябов. Были в Комиссии три женщины от женбараков. Наиболее авторитетная из них — Супрун Лидия Кондратьевна (1904-1954), украинка, учительница, приговорённая в 1945 году к 15 годам каторжных работ. В Комиссии существовали отделы агитации и пропаганды, быта и хозяйства, питания, внутренней безопасности, военный и технический. Для агитации использовались воздушные шары и воздушные змеи, которые смастерили чеченцы. На шарах крупными буквами написали: “Спасите женщин и стариков от избиения! Мы требуем приезда члена Президиума ЦК!” Змеев же снаряжали листовками с такими, в частности, лозунгами: “Долой убийц-бериевцев! Жёны офицеров Степлага, вам не стыдно быть жёнами убийц?”

Были выдвинуты требования: установить 8-часовой рабочий день, пересмотреть судебные решения в отношении заключённых, прекратить их побои и унижения, а также разрешить переписку и свидания с родными и близкими.

Комиссия смогла поддерживать в лагере порядок. За сорок дней восстания не было свершено ни одного преступления. Захваченное продовольствие в целях экономии распределяли по прежним нормам, но пайки выросли: под влиянием общего воодушевления на кухне перестали воровать, прекратили выдавать лишние порции “придуркам”, а блатные больше не отнимали еду у политических. Лагерная охрана и администрация ранее питались с того же склада, и все дни осады зэки по договоренности с лагерным персоналом отпускали ему продовольствие, причём по нормам для вольных.

22 июня местное радио сообщило, что требования восставших приняты и в Кенгир едет член Президиума ЦК. Это, по замыслу чекистов, должно было усыпить бдительность заключённых. А на рассвете 25 июня через заранее сделанные проёмы во внешнем ограждении на лагерь двинулись танки Т-34 и переброшенный из-под Куйбышева полк особого назначения МВД.

Вот как описаны дальнейшие события этого восстания у А.И.Солженицына:

“Танки давили всех попадавшихся по дороге… Они наезжали на крылечки бараков, давили там… притирались к стенам бараков и давили тех, кто виснул там, спасаясь от гусениц… Танки вминались под дощатые стены бараков и даже били внутрь бараков… Раненых добивали штык-ножами. Женщины прикрывали собой мужчин — кололи и женщин! Опер Беляев в это утро своей рукой застрелил десятка два человек. После боя видели, как он вкладывал убитым в руки ножи, а фотограф делал снимки уничтоженных “вооружённых бандитов”. Раненая в лёгкое, скончалась член Комиссии Супрун, уже бабушка. Некоторые прятались в уборные, их решетили очередями и там…”

С восходом солнца восстание было разгромлено. Догорали бараки, баррикады и траншеи. Вокруг валялись десятки убитых, раздавленных, обожжённых заключённых…

ЭПИЛОГ

Постановлением Верховного Совета РСФСР 30 октября объявлен Днём памяти жертв политических репрессий.
Подсчитать точное число всех пострадавших от тоталитарного режима невозможно. По словам председателя комиссии по реабилитации Александра Яковлева, безвинно репрессированных — миллионы, и значительное число их нигде не было учтено.

С территории Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) был привезён камень (из тех, что долбили каторжане, в том числе и женщины) и установлен на Лубянской площади. Возле которого ежегодно 30 октября проходит траурный митинг, по окончании которого его участники возлагают к этому камню венки, здесь зажигаются свечи, кто-то приносит фотографии погибших в лагерях родных и близких. Вечная им память…

eva.ru

Сексуальная эксплуатация женщин в концентрационных лагерях Германии 1942-1945 гг.: femunity — LiveJournal

«Туда не принуждали идти, соглашались добровольно (…). И добровольно отдавались. (…) Их обманывали — говорили, что за это они будут освобождены, чего, однако, никогда не происходило» (унтершарфюрер СС Освальд Кадук, ответственный за публичный дом в концлагере Аушвиц I)

«Так, одна бывшая сотрудница медсанчасти Равенсбрюка – крупнейшего женского концентрационного лагеря Третьего рейха, где содержались до 130 тыс. человек,  — вспоминала: некоторые женщины добровольно шли в публичный дом, потому что им обещали освобождение после шести месяцев работы.

Испанка Лола Касадель, участница движения Сопротивления, в 1944 году попавшая в этот же лагерь, рассказывала, как староста их барака объявила: «Кто хочет работать в борделе, зайдите ко мне. И учтите: если добровольцев не окажется, нам придётся прибегнуть к силе».

Угроза не была пустой: как вспоминала Шейна Эпштейн, еврейка из каунасского гетто, в лагере обитательницы женских бараков жили в постоянном страхе перед охраной, которая регулярно насиловала узниц. Налёты совершались ночью: пьяные мужчины ходили с фонариками вдоль нар, выбирая самую красивую жертву.

«Их радости не было предела, когда они обнаруживали, что девушка была девственницей. Тогда они громко смеялись и звали своих коллег»,  — говорила Эпштейн. «Самое важное, что нам удалось вырваться из [лагерей] Берген-Бельзен и Равенсбрюка,  — говорила о своей «постельной карьере» Лизелотта Б., бывшая заключенная лагеря Дора-Миттельбау.  — Главное было как-то выжить»[Корреспондент:Лагерная постель.Нацисты заставляли женщин-заключённых заниматься проституцией].

Отбор заключённых в зондербау происходил по такому принципу: «В помещении мы должны были раздеться до гола. Туда вошла группа SS и врач лагеря Шидлаувски. Они нас осмотрели. Я слышала, как Шидлаувски произнёс, что неужели они хотят эти кости? Другой, это был комендант Бухенвальда Кох, ответил, что она хорошо сложена, мы её откормим…» [Бордели фашистской Германии]

И действительно откармливали — паёк женщинам выдавался по эсесовским нормам, и среди других узников носил название «шлюший суп». Секс-рабыни должны были иметь «товарный вид», поэтому их кварцевали, делали инъекции кальция, для профилактики венерических заболеваний выдавали дезинфицирующие мази. Однако о контрацепции надсмотрщики не заботились. Обстановка зондербау разительно отличалась от остальных бараков: отдельные комнаты с кроватью, столом, стульями, цветами и занавесками для каждой узницы, хорошая еда, регулярные осмотры врачей.

Хотя в результате политики стерилизации и ужасных условий существования беременности были редки, проштрафившуюся однажды узницу просто заменяли новой. По воспоминаниям узников, «каждая обитательница борделя обязана была «отрабатывать» ежедневно четыре сеанса в летнее время и пять в зимний период» (Владислав Фейкель) [А. Весели. Бордель в Аушвице (Освенциме)].

Расписание и процедура посещения «особых зданий» во всех лагерях были примерно одинаковы. Например, «специальное учреждение» в концлагере Бухенвальд работало ежедневно с 19.00 до 22.00. В те вечера, когда не было света или воды, объявляли воздушную тревогу или передавали по радио речь фюрера, публичный дом закрывался. В свободное от основной работы время девушки занимались несложной работой: починкой носков или сбором трав. Двери «номеров» были оборудованы глазками. Коридоры патрулировались эсэсовцами. Посетители должны были разуваться, говорить разрешалось только о самом необходимом.

Каждый заключенный должен был вначале подать прошение на посещение борделя, а затем он мог купить за две рейхсмарки входной билет. Для сравнения, 20 сигарет в столовой стоили три марки. Евреям вход в бордель был строго воспрещён. Разводящий выкрикивал номер заключённого и номер комнаты, которую он должен был занять. Заключенному позволялось находиться в комнате не более 15 минут, при «этом» была разрешена только «поза миссионера». В дневнике заключенного Дахау Эдгара Купфер-Кобервитца записано: «Ждёшь в коридоре. Фамилию и номер узника вписывают в журнал. Потом называют некий номер и фамилию какого-то узника. Тогда нужно спешить в комнатку с названным номером. Каждый раз тебе достается другая комната. У тебя есть 15 минут. Ровно 15 минут» [«Das KZ-Bordell» («Бордель в концентрационном лагере»)].

Джессика Хьюз в своих исследованиях указывает, что доля мужчин из числа заключённых, которые пользовались услугами борделей, была крайне мала. В Бухенвальде, по её данным, где в сентябре 1943 года содержались около 12,5 тыс. человек, за три месяца публичный барак посетили 0,77% узников. Схожая ситуация была и в Дахау, где по состоянию на сентябрь 1944-го услугами проституток воспользовались 0,75% от тех 22 тыс. заключённых, которые там находились. [Корреспондент:Лагерная постель.Нацисты заставляли женщин-заключённых заниматься проституцией].

Однако есть и иные свидетельства.

Бывший узник Бухенвальда голландец Альберт Ван Дейк диктует мемуары о двух годах в концлагере: «ужасы, пережитые многими», и отдельной главой — нерассказанное никем: «Это лагерь с бараками, и там был публичный дом». «Старшие мне говорили: как тебе не стыдно, мама скопила для тебя деньги, а ты их на женщину тратишь? А мне не было стыдно: тебя моют, бреют, дают чистую одежду, ты получаешь женщину. Так я познакомился с Фридой» [А. Шилов «Публичный дом в Бухенвальде» ]

Из рассказа заключённого-гомосексуалиста: «В день открытия борделя, более ста заключенных выстроились перед спецблоком, который был открыт для посещений с пяти до девяти часов вечера. И не было ни одного дня, когда бы количество жаждущих посетить публичный дом было меньшим. И нельзя сказать, чтобы в очереди из смеющихся арестантов все мужчины светились силой и здоровьем. Полностью довольны жизнью были лишь надсмотрщики и их помощники. Однако перед публичным домом стояли и те, кто еле держался на плаву, балансируя между жизнью и смертью — своей очереди дожидались истощенные от голода и болезни отбросы человеческого общества, которые вот-вот могли испустить дух. Но даже этим страдальцам хотелось получить свою долю женской ласки и наслаждений: вот оно — ярчайшее доказательство того, что сексуальность представляет собой один из самых сильных импульсов человеческого существа»[Голубые плюшевые игрушки в концлагерях Третьего Рейха, «El Pais», Испания. Перевод].

Воспоминания другого узника и унтершарфюрер СС: «После вечерней переклички собирались толпами поляки и немцы, и тот, кто хорошо подкупил Кадука, мог рассчитывать попасть в бордель. (…) Сотни узников уходили с мыслью, что завтра, может быть, у них всё получится» (Луцьян Соберай, лагерный номер 1898, бывший капо*). «Желающих было предостаточно — иногда приходило до 600 желающих, многих из которых я туда отправлял» (унтершарфюрер СС Освальд Кадук).
[А. Весели. Бордель в Аушвице (Освенциме)]

Что стало с женщинами, которые дожили до освобождения, сумели ли они исцелиться от душевных и физических травм, как сложилась их жизнь в большинстве случаев не известно. Практически все женщины до конца своих дней молчат о том, что с ними произошло. Однако как повлияло на психологическое состояние узниц содержание в зондербау, можно судить, например, по следующему высказыванию: «Та наша собеседница, после нескольких дней отдыха, говорила, что она могла бы работать «там» и по сей день, хоть девять месяцев, зачем «они» её освободили, хотя она их так умоляла» (Зофья Батор-Стемпень)[Там же].

Агнешка Весели, польская исследовательница, пишет: «В показаниях встречаются следующие определения: элементы, которых это положение совершенно устраивало, типичные проститутки, капризные пансионные девицы, невесты, проститутки, для которых пребывание в блоке №24 не было чем-то необычным, девицы, девочки. Большая часть (очень немногочисленных) сообщений на тему публичных домов в Аушвиц-Биркенау происходит от лиц мужского пола: политических заключённых, эсесовцев¸ капо, которые были подотчётной перед СС низшей властью в лагере. Сравнительно мало свидетельств дали женщины-узницы. И ни одного – женщины, сами работавшие в публичных домах.  На протяжении десятилетий о них говорили в их отсутствии. По-разному, в зависимости от того, кем был говорящий: бывшим эсэсовцем, молодым уголовным узником — капо, политическим заключённым или молодой женщиной. Иронично, отчуждённо, с презрением, с осуждением, пренебрежительно.

В 1945 году, перед бегством от Красной Армии, немецкий коллектив лагеря уничтожил большую часть документации и в том числе – материалы, касающиеся расположенных на его территории  двух публичных домов. В немногих уцелевших документах, удостоверяющих тестирование на наличие венерических заболеваний, можно прочитать фамилии нескольких десятков женщин, которые работали в  лагерных публичных домах. Дело «девочек» из концлагерей запутанное и не вполне ясное. То, что нам о них рассказали, не даёт оснований для однозначных оценок.

Несмотря на это, ещё в 1993 году немецкий историк назвал женщин из лагерных публичных домов «шлюхами», а другой – в 1979 году отнёс лагерный публичный дом к разряду «культурных мероприятий» в лагере. Автор польской книги о принудительном труде в лагере Аушвиц-Биркенау рассматривал публичный дом лишь как элемент системы поощрений…

В Германии и Австрии историки собирают сообщения бывших работниц публичных домов и исследуют эту тему с конца 80-х годов. В Польше до сих пор лучше её не касаться: миф об Освенциме-Аушвице, как о месте торжественно-пафосной смерти, слишком силён. Запросы, которые я стала посылать в освенцимский архив в 2002 году, были по-настоящему пионерским предприятием.

Власти ни одной из упомянутых стран до сих пор не признали работы женщин в нацистских публичных домах, как принудительного труда. И, таким образом, не выплачивают надлежащих компенсаций десяткам тысяч женщин, в том числе — примерно 150 бывшим работницам  двух публичных домов на территории лагеря Аушвиц-Биркенау.

Точно так же и японское правительство не берёт на себя ответственности за судьбу от 60 до 200 тысяч. китаянок, кореянок и женщин из других оккупированных стран, которых в годы Второй мировой войны вынудили работать в публичных домах для японских солдат [Там же].
______________________________________________________________________________

*«капо» — узник, выполняющий административную работу и осуществляющий надзор за рабочей бригадой.

femunity.livejournal.com

Осмотр женщин в лагерях нквд. Женский день в гулаге

Женщины ГУЛАГа — это особая и бесконечная тема для исследований. В жезказганских архивах находятся строжайше засекреченные документы, взывающие к справедливости и милосердию.

Над женщинами издевались пьяные лагерные начальники, но они сопротивлялись насилию, писали жалобы, на которые, естественно, никто не реагировал, а также листовки и плакаты. Многих женщин насиловали лагерные начальники, а за всякий протест либо добавляли срок, либо расстреливали. Расстреливали тут же.

Так, к примеру, Антонина Николаевна КОНСТАНТИНОВА отбывала срок в Простоненском отделении Карлага. 20 сентября 1941 года приговорена к расстрелу за листовку, в которой писала, что из-за отсутствия одежды не может выходить на работу. К тому же является инвалидом и требует медицинской помощи.

Пелагея Гавриловна МЯГКОВА, родившаяся в 1887 году в селе Богородском Московской области и отбывавшая срок в Каражале Карагандинской области, расстреляна по приговору лагерного суда за слова о том, что в колхозы заставляли вступать насильно.

Мария Дмитриевна ТАРАТУХИНА родилась в 1894 году в селе Успенском Орловской области, расстреляна в Карлаге за слова о том, что Советская власть разрушила церкви.

Эстонке Зое Андреевне КЭОСК добавили десять лет за то, что она отказалась «дружить» с начальником лагерного пункта. БЕРЛОГИНОЙ Наталье Федоровне добавили столько же за то, что ее избивал стрелок конвойного отделения, а она не выдержала и пожаловалась.

В жезказганских архивах под большим секретом хранятся тысячи подобных дел, в том числе листовки женщин, написанные ими на кусках простыней, портянках, на клочках бумаги. Писали на стенах бараков, на заборах, о чем говорят материалы тщательного по каждому такому случаю расследования.

В казахстанских лагерях проявился сильный дух сопротивления режиму. Сначала вместе объявили голодовку заключенные Экибастуза. В 1952 году были волнения в Карлаге. Самых активных в количестве 1200 человек отправили этапом в Норильск, но летом 1953 года они там подняли восстание, которое длилось около 2 месяцев.

Осенью 1952 года бунт вспыхнул в Кенгирском лагерном отделении. В нем участвовало около 12 тысяч человек.

Беспорядки начались в одном лагпункте, а затем перекинулись в три других, в том числе женские. Охрана растерялась, сразу не применила оружие, заключенные воспользовались нерешительностью, проломили заборы и соединились в одну массу, охватив все 4 ОЛПа, хотя лаготделение по периметру было сразу же окружено тройным кольцом охраны, были выставлены пулеметы не только на угловых вышках, но и в местах вероятного пролома основного охранного забора.

Переговоры между начальником Степлага и руководителями бунта положительных результатов не дали. Лагерь не выходил на работу, заключенные возводили баррикады, рыли окопы и траншеи, как на фронте, готовясь к длительной обороне. Изготовляли самодельные ножи, сабли, пики, бомбы, взрывчатку для которых готовили в химлаборатории, находившейся в одном из лагпунктов, — пригодились знания и опыт бывших инженеров и докторов наук.

Восставшие держались около месяца, благо, продукты питания находились на территории одного из ОЛПов, где располагалась база интендантского снабжения управления. Все это время шли переговоры.

Москва вынуждена была направить в Степлаг всю верхушку ГУЛАГа и заместителя генпрокурора Союза. Бунт был весьма долгим и серьезным. Мирным путем стороны вопросы не решили, тогда власти двинули поднятые со всего Казахстана и Урала войска МВД. Из-под Москвы была переброшена отдельная мотострелковая дивизия особого назначения имени Дзержинского.

Была проведена войсковая наступательная операция, где против безоружных людей бросили около дивизии личного состава с четырьмя боевыми танками. А чтобы заключенные не услышали рева танковых моторов, при подходе к лагерю за час до операции и во время ее на железнодорожной ветке, ведущей в лагерь, курсировали несколько паровозов с товарными вагонами, лязгали буферами, подавали гудки, создавали какофонию звуков на всю округу.

Танки применили боевые снаряды. Вели огонь по траншеям, баррикадам, утюжили бараки, давили гусеницами сопротивляющихся. Солдаты при прорыве обороны вели прицельный огонь по бунтовщикам. Таков был приказ командования, санкционированный прокурором.

Штурм начался внезапно для заключенных на рассвете, продолжался около 4 часов. С восходом солнца все было закончено. Лагерь был разгромлен. Догорали бараки, баррикады и траншеи. Вокруг валялись десятки убитых, раздавленных, обожженных заключенных, 400 человек получили серьезные ранения.

Сдавшихся загнали в бараки, обезоружили, а затем в течение месяца по указанию МВД СССР развезли по другим лагерям ГУЛАГа, где всех привлекли к уголовной ответственности.

Поводом к массовому неповиновению послужил факт применения охраной лагподразделения оружия. Это случилось 17 и 18 мая, когда заключенные мужчины пытались проникнуть в женскую зону. Такое уже случалось и ранее, но решительных мер администрация не предпринимала, тем более что не было даже попыток создать огневую зону между лагпунктами.

В ночь на 17 мая группа заключенных разрушила забор и проникла в женскую зону. Со стороны администрации, надзорсостава и охраны была предпринята безуспешная попытка вернуть нарушителей в свою зону. Это удалось сделать после предупредительных выстрелов. Днем руководство по соглашению с прокурором лагеря установило между женским лагпунктом и хозяйственным двором, а также между 2-м и 3-м мужскими лагпунктами огневые зоны и объявило заключенным соответствующий приказ, означающий применение оружия в случае нарушения установленных ограничений.

Несмотря на это, в ночь на 18 мая 400 заключенных, невзирая на открытый по ним огонь, проделав проломы в саманных стенах, проникли в женскую зону. Для восстановления порядка в женскую зону была введена группа автоматчиков. Заключенные забросали солдат камнями. В результате было убито 13 и ранено 43 человека.

Восстание длилось 40 дней. Это был единственный случай в истории сопротивления ГУЛАГа, когда для выяснения причин была создана правительственная комиссия. Решение о судьбе восставших принималось на самом высоком уровне…
__________________
чему бы жизнь нас не учила, но сердце верит в чудеса…
В августе 1954 года заместителем начальника политотдела ГУЛАГа МВД стал А. В. Снегов, сам недавно заключенный. В свое время крупн

rupeek.ru

НАСИЛИЕ В ЛАГЕРЯХ — МЁРТВЫХ ЖЕНЩИН ОТТАСКИВАЛИ К ДВЕРИ И СКЛАДЫВАЛИ У ПОРОГА

Елена Семеновна Глинка попала в ГУЛАГ в 1950 году. Она получила 25 лет лагерей за то, что скрыла свое нахождение в оккупированном нацистами Новороссийске. Ее отец, капитан океанологического судна, был репрессирован.

В 1956-м Елену Глинку освободили. Она написала ряд рассказов, главной темой которых является насилие над женщинами в лагерях:

«Этап состоял в основном из бытовичек и указниц, но было и несколько блатных — жалких существ с одинаковой, однажды и навсегда покалеченной судьбой: сперва расстреляны или сгинули в войну родители, пару лет спустя — побег из детприюта НКВД, затем улица, нищета, голод, — и так до ареста за кражу картофелины или морковинки с прилавка.

«Новость: «Бабы в Бугурчане!» мгновенно разнеслась по тайге и всполошила ее, как муравейник. Спустя уже час, бросив работу, к клубу стали оживленно стягиваться мужики, сперва только местные, но вскорости и со всей округи, пешком и на моторках — рыбаки, геологи, заготовители пушнины, бригада шахтеров со своим парторгом и даже лагерники, сбежавшие на свой страх с ближнего лесоповала — блатные и воры. По мере их прибытия жучки зашевелились, загалдели, выкрикивая что-то свое на залихватском жаргоне вперемешку с матом. Конвой поорал для порядка: на одних — чтоб сидели где сидят, на других — чтоб не подходили близко; прозвучала даже угроза спустить, если что, собак и применить оружие; но поскольку мужики, почти все с лагерной выучкой, и не думали лезть на рожон (а кто-то и вовремя задобрил конвоиров выпивкой), конвоиры не стали гнать их прочь, — лишь прикрикнули напоследок и уселись невдалеке.

Мужики действовали слаженно и уверенно, со знанием дела: одни отдирали от пола прибитые скамьи и бросали их на сцену, другие наглухо заколачивали окна досками, третьи прикатили бочонки, расставили их вдоль стены и ведрами таскали в них воду, четвертые принесли спирт и рыбу. Когда все было закончено, двери клуба крест-накрест заколотили досками, раскидали по полу бывшее под рукой тряпье — телогрейки, подстилки, рогожки; повалили невольниц на пол, возле каждой сразу выстроилась очередь человек в двенадцать — и началось массовое изнасилование женщин — «колымский трамвай» — явление, нередко возникавшее в сталинские времена и всегда происходившее, как в Бугурчане: под государственным флагом, при потворстве конвоя и властей».

«Мертвых женщин оттаскивали за ноги к двери и складывали штабелем у порога; остальных приводили в чувство — отливали водой — и очередь выстраивалась опять.

Насколько я знаю, за массовые изнасилования никто никогда не наказывался — ни сами насильники, ни те, кто способствовал этому изуверству. В мае 1951 года на океанском теплоходе «Минск» (то был знаменитый, прогремевший на всю Колыму «Большой трамвай») трупы женщин сбрасывали за борт. Охрана даже не переписывала мертвых по фамилиям, — но по прибытии в бухту Нагаево конвоиры скрупулезно и неоднократно пересчитывали оставшихся в живых, — и этап как ни в чем не бывало погнали дальше, в Магадан, объявив, что «при попытке к бегству конвой открывает огонь без предупреждения». Охрана несла строжайшую ответственность за заключенных, и, конечно, случись хоть один побег — ответили бы головой. Не знаю, как при такой строгости им удавалось «списывать» мертвых, но в полной своей безнаказанности они были уверены. Ведь они все знали наперед, знали, что придется отчитываться за недостающих, — и при этом спокойно продавали женщин за стакан спирта».

«Пройдя многокилометровой путь от Всесоюзной пересылки, состоявшей из леса зон — та, например, в которой я содержалась, была 404-я! — колонна устало подбиралась к самому отдаленному причалу порта Ванино, где незыблемой громадиной стоял океанский теплоход «Минск».

Это было крупнотоннажное грузовое судно с пятью глубокими трюмами, специально оборудованное и предназначенное для перевозки заключенных с материка на Колыму, от порта Ванино до бухты Нагаево, от которой до центра города Магадана — «столицы колымского края» — рукой подать — пять-шесть километров этапного пути.

Перед посадкой на судно была проведена еще одна очередная тщательнейшая проверка зеков по всей положенной форме. А до нее, в сопках, кроме тотальной проверки произведена и процедура показательных наказаний.

На полпути к порту Ванино колонна была остановлена и приказано расположиться походным лагерем — сесть на чем стоишь — в окружении конвоя и собак.

В середине этого лагеря — огромного человеческого массива — появились длинные зашарпанные столы на ножках-козлах, за которыми сидели чины внутренних войск и разгребали вороха формуляров, вызывали и проверяли соответствие записанных в них данных с личностью зека — процедура весьма медлительная, — дожидаться своей очереди приходилось часами.

По завершении проверки столы были убраны, и на их место подогнали полуторку с опущенными бортами, на которые вооруженные солдаты загоняли наказуемого за какую-нибудь незначительную провинность в пути — чтобы неповадно было другим!»

«Не знаю, какой вместимости был мужской трюм и какова была плотность его заселенности, но из проломленной дыры все продолжали вылезать и неслись, как дикие звери, вырвавшиеся на волю из клетки, человекоподобные, бежали вприпрыжку, по-блатному, насильники, становились в очередь, взбирались на этажи, расползались по нарам и осатанело бросались насиловать, а тех, кто сопротивлялся, здесь же казнили; местами возникала поножовщина, у многих урок были припрятаны финки, бритвы, самодельные ножи-пики; время от времени под свист, улюлюканье и паскудный непереводимый мат с этажей сбрасывали замученных, зарезанных, изнасилованных; беспробудно шла неустанная карточная игра, где ставки были на человеческую жизнь. И если где-то в преисподней и существует ад, то здесь наяву было его подобие.

Из отверстия центрального люка, как из канализационной трубы, тянуло тугим зловонием от скопища тысяч застарело грязных тел, десятков параш, испражнений; наружу вырывался рев и вой, какой исторгает охваченное страхом пожара или землетрясения загнанное в закрытое помещение стадо животных».

stervaik.ru

“Тюрьма для мам”. Что творилось в самых жутких лагерях ГУЛАГа

Хоть прошло уже много лет, но до сих пор аббревиатура ГУЛАГ вызывает какой-то неприятный страшный холод по телу, а судьбы их узников продолжают интересовать историков и биографов.

“Умный журнал” изучил воспоминания очевидцев о том, какие ужасы творились на закрытой территории крупнейших исправительных учреждений СССР.

Карагандинский лагерь. Тюрьма народов

Один из самых больших лагерей системы ГУЛАГ, просуществовавший целых 28 лет, был создан в 1931 году на базе совхоза “Гигант”.

В 1931 году из этих мест было выселено все гражданское население и заменено заключенными — в основном раскулаченными крестьянами русского черноземья с целью освоения здешних территорий и масштабного строительства.

Основной деятельностью заключенных было строительство автодорог. Работы производились вручную, а люди погибали от холода, голода и истощения.

“Везли в Казахстан людей в вагонах, перевозивших скот, набитых до того, что нельзя было сесть, вероятно, в расчете на то, что многие умрут по дороге из-за антисанитарных условий. Расчет был точен: тиф, дизентерия косили людей, умершие длительное время были рядом с живыми, и невозможно описать ужас, объявший людей при этом”, — вспоминает Таисия Полякова, вынужденная приехать в Карлаг вместе с родителями, будучи ребенком.

Национальный состав узников, отбывающих срок в Карагандинском лагере, был впечатляюще разнообразен:

Казахи, немцы, русские, румыны, венгры, поляки, белорусы, евреи, чеченцы, ингуши, французы, грузины, итальянцы, киргизы, украинцы, японцы, финны, литовцы, латыши, эстонцы и другие.

Охрана лагеря набиралась из беспринципных людей, готовых выслуживаться и проявлять порой бессмысленную жестокость.

За упрямство заключенного могли на несколько дней посадить в яму без еды и воды.

О смертности и издевательствах комендантов вспоминает бывшая узница Полина Остапчук:

“Помирали много. С нашего отделения в Спасске по пять гробов в сутки вывозили. Гробы были легкие — настолько люди были истощены. И беспредел был. Женщин насиловали, пытали людей. Но, слава Богу, все это уже давно прошло”.

В 1959 году Карагандинский исправительно-трудовой лагерь был закрыт.

Сегодня в тех местах располагается музей жертв политических репрессий.

Акмолинский лагерь жен изменников Родины. “Тюрьма для мам”

Акмолинский лагерь, созданный в Казахстане как отделение Карагандинского лагеря на основе приказа “по репрессированию жен и детей изменников Родины”.

Аббревиатура АЛЖИР (А.Л.Ж.И.Р.) в официальных документах не фигурировала, так как это название дали лагерю сами его обитательницы.

Женщины, содержащиеся в Акмолинском спецотделении, проходили как “особо опасные”, потому условия их содержания были крайне строгими.

В свободное от работы время узницы находились в закрытых помещениях, огороженных колючей проволокой. Им были запрещены не только свидания с родственниками, но даже письма с воли.

Грудные дети заключенных содержались в особых яслях, куда матерей под конвоем приводили для кормления. Когда дети достигали трехлетнего возраста, их отправляли в Караганду в Осакаровский детдом.

На территории лагеря располагалось озеро, поросшее камышом, который использовался для отопления ледяных бараков.

“По всей степи раздался лязг лопат об лед, который сковал камыш В первые минуты отчаяние охватило нас. Но каждая из нас, чувствуя присутствие локтя товарища, постепенно отгоняла от себя страх, и податливый камыш превращался в тяжелые большие снопы”, — вспоминала узница Мария Анцис.

Согласно приказу, узницам должны были выдавать теплые вещи, вазелин для рук и лица, а при морозе ниже 30 градусов выпускать лишь на экстренные работы.

Однако этот приказ никто не собирался выполнять. Во время проверки 1938 года только официально было выявлено 89 случаев обморожения.

Социальное происхождение женщин, отбывающих заключение в лагере, было довольно разнообразным. Встречались как простые рабочие, так и дамы “с биографией”: сестра расстрелянного маршала Тухачевского Елизавета, Рахиль Плисецкая — мать будущей балерины Майи Плисецкой, Наталья Сац и многие-многие другие.

В 1939 году вышел приказ о “переводе на общелагерный режим”. Фактически это означало, что изолированные от внешнего мира женщины наконец смогли получать посылки, письма и даже свидания.

Из воспоминаний Галины Степановой-Ключниковой:

“Прошел год строгого режима — без писем, без посылок, без каких-либо известий о воле. И вдруг весь лагерь взволновало необычное событие. Одна из «алжирок» получила письмо. На конверте детским почерком было написано «Город Акмолинск. Тюрьма для мам». Восьмилетняя девочка писала, что после ареста папы и мамы ее тоже арестовали и посадили в детский дом. Она спрашивала, когда вернется мама и когда возьмет ее к себе. Жаловалась, что в детдоме ей плохо, она очень скучает и часто плачет”.

Акмолинский лагерь просуществовал до 1953 года.

В 2007 году на его месте был открыт мемориальный комплекс, посвященный памяти женщин, переживших политические репрессии.

Соловки. Смертельный монастырь

Крупнейшим в СССР исправительно-трудовым лагерем был Соловецкий лагерь особого назначения (С.Л.О.Н.), действовавший в 1920-1930-х годах и основанный на месте ликвидированного мужского монастыря.

Соловки стали одним из главных лагерей системы ГУЛАГа, постепенно разрастаясь за счет новых заключенных — уголовных и политических.

Тяжелая работа, суровый климат и невыносимые условия приводили к регулярным смертям и самоубийствам.

Вот что рассказывает в своей книге “С.Л.О.Н. Соловецкий лес особого назначения“ Николай Киселев-Громов, служивший в лагере охранником.

“Каторжная работа доводит заключенных до того, что он кладет на пень левую руку, а правой отрубает топором пальцы, а то и всю кисть.

Таких саморубов надзиратели «банят» что есть сил прикладами винтовок, потом отправляют к лекпому на командировку. На командировке дежурный чекист снова «банит» его, потом пошлет к лекпому; тот помажет йодом порубленное место, перевяжет бинтом из плохо выстиранных рваных рубашек, полных гнид, и направит в распоряжение дежурного по командировке; этот наряжает дневального, который ведет саморуба обратно в лес на работу. «Ты думаешь, шакал, мы тебе не найдем работы? Не можешь рубить, так будешь пилить»”.

Александр Клингер, отсидевший в Соловецком лагере три года, в книге воспоминаний “Записки бежавшего. Соловецкая каторга” описывает случай:

“Один из заключенных, больной старик незадолго до окончания работ совершенно выбился из сил, упал в снег и со слезами на глазах заявил, что он не в состоянии больше работать. Один из конвоиров тут же взвел курок и выстрелил в него. Труп старика долго не убирался «для устрашения других лентяев»”.

Иногда, желая поглумиться, надзиратели заставляли заключенных заниматься бессмысленным бесполезным трудом.

По словам исследователя советских лагерей Юрия Бродского, арестантов принуждали, например, считать чаек, перетаскивать камни с места на место или кричать Интернационал по много часов подряд на морозе. Если кто-то прекращал петь, то двух-трех человек показательно убивали.

Нетрудно догадаться, что условия, в которых заключенным приходилось жить и спать были далеки не только от сколько-нибудь комфортных, но даже мало напоминали человеческие:

Александр Клингер:

“Сплошь заставленные «топчанами» (деревянными койками) соборы для жилья в них абсолютно не пригодны. Bсе крыши дырявые, всегда сырость, чад и холод. Для отопления нет дров, да и печи испорчены. Ремонтировать соборы «Управление» не хочет, полагая — не без основания — что именно такие невыносимые условия жизни скорее сведут в могилу беззащитных обитателей соборов.”

Как и в любых тяжелых условиях, в лагере находились люди, способные подлизаться к начальству, оказать услугу, тем самым облегчив себе арестантскую жизнь.

Александр Клингер:

“Если заключенный встречает некоторое послабление в смысле облегчения режима, улучшения питания, чаще пишет домой письма, даже просто здоровее и веселее других заключенных, весь лагерь знает, что этот человек, путем ли взятки, путем ли особых услуг чекистам, но на некоторое время отвел от себя тяжелую руку Ногтева, «командира роты» или надзирателя”.

Особенно тяжело жилось в лагерной системе женщинам, многим из которых приходилось становиться любовницами надзирателей, чтобы не умереть от голода и тяжелой работы.

Николай Киселев-Громов:

“Надзиратели (и не одни надзиратели) вынуждают их к сожительству с собою. Некоторые, конечно, сначала «фасонят», как выражаются чекисты, но потом, когда за «фасон» отправят их на самые тяжелые физические работы – в лес или на болота добывать торф, — они, чтобы не умереть от непосильной работы и голодного пайка, смиряются и идут на уступки. За это они получают посильную работу.

Я не знал в СЛОНе ни одной женщины, если она не старуха, которая в конечном счете не стала бы отдавать свою «любовь» чекистам. Иначе она неизбежно и скоро гибнет. Часто случается, что от сожительства у женщин родятся дети. Ни один чекист за мое более чем за трехлетнее пребывание в СЛОНе ни одного родившегося от него ребенка своим не признал.

В отчаянии многие женщины своих детей умерщвляют и выбрасывают в лес или в уборные, вслед кончая и сами жизнь самоубийством”.

В декабре 1933 года “Соловки” были расформированы. По некоторым свидетельствам, за время существования лагеря, в нем умерло около 7,5 тысяч человек.

Воркутинский лагерь. Северная каторга

Еще один крупный лагерь, находившийся на Воркуте и содержащий до 73000 заключенных.

Просуществовал лагерь с 1938 по 1960 годы.

На Воркуте были организованы каторжные отделения для “изменников Родины и предателей”. Попавшие в эту категорию заключенные, были полностью изолированы от остального контингента, выполняли особо тяжелую работу и не имели права носить “вольную” одежду.

На тяжелых работах гибло огромное количество народа:

“Каждое утро в маленькой комнатке складывали друг на друга голые, худые, как скелеты, трупы. Когда их как следует, прихватывал мороз, трупы вывозили на санях. Я однажды спросила возчика, где же трупы хоронят. «Бросают в тундре»,— ответил он. Вот и все похороны! На радость волкам.

Снова бессчетное количество рабочих и снова та же трагедия — гибель многих тысяч заключенных, как и на сталинском канале. Условия в воркутинской глуши были еще хуже, к тому же там суровый арктический климат. Но человеческие резервы воркутинского лагеря были неисчерпаемы и тратили их нещадно”, — из воспоминаний заключенной Айно Куусинен.

Среди осужденных на лагерный срок встречались также и подростки 12-15 лет.

Бывший лагерный заключенный Иван Сулимов вспоминает:

“Примерно в середине августа наш лагерный контингент на Воркуте пополнился новым этапом заключенных, представленных исключительно подростками в возрасте от 12 до 15 лет. Прибывший этап измученных пересылками и отвратительным питанием пацанов оставлял тяжелые впечатления. Малолетки смотрели на встречавших их в лагпункте зэков плачущими и одичавшими глазами, в которых выражалась надежда — скорее бы получить пайку лагерного хлеба”.

В 1956 году сохранение лагерей было признано нецелесообразным, а содержание — убыточным.

Убыточность лагерей заключалась в низкой эффективности труда заключенных из-за плохого питания и проблем со здоровьем.

К тому моменту количество политических заключенных сократилось в три раза.

Ликвидация системы ГУЛАГа совпала с передачей ее другому ведомству — МВД СССР.

В лагерях появились специальные комиссии, занимающиеся пересмотром дел политических заключенных, число которых к 1956 году сократилось в три раза.

В 1960 году система была окончательно расформирована.

www.anews.com

Все рассказы про: «медосмотр девушек в лагере» — Эротические рассказы

Результатов: 1000

обхватив его руками. Я заметила, что член у Олега торчит в боевой готовности прямо в киске шлюхи, а это, несомненно, она и была. Блядь подпрыгивала на его стоящем хуе, не отрываясь от его губ. Она была уже голая, а с её попы на пол капали соки. Ребята слегка тоже ошалели и повскакивали со своих мест. Олег проигнорировал нас и свалился в кресло, на котором минуту назад сидел Анатоль. Он отошёл подальше от парочки и закрыл за ними дверь, подперев её спиной. парочка уже разместилась в кресле. Наконец, шлюха …

возбуждения, — все равно это было непередаваемо приятно! И мы оба на время совершенно позабыли — в каких условиях мы эмоционально и физически переживаем обычно скрываемую от постороних глаз картину сексуального удовлетворения! Действие вибратора в сочетании с плагином с невероятным успехом заменяло нам обоим привычные фрикции… Стоя напротив Жорика, под строгим запретом тереться о тело партнера вздутой головкой члена, я почти одновременно с ним выбрызнул, изверг с победным воплем, как мне …

Лето. Лагерь. Не люблю я лагеря, но родители меня не слушали, поэтому я и оказался здесь. С другой стороны не все так плохо, как я хочу представить. Рядом с лагерем был небольшой лес, чуть дальше виднелись невысокие горы, красивая природа, особого контроля от вожатых нет. Делай, как говориться, чего душа желает. Поселили нас в отдельных домиках по пару человек. У каждого было по комнате, точнее в одной комнате было по два человека. А так, как у нас оказалось недостаточно человек, то некоторым повезло …

Мои рассказы это цикл невыдуманных историй, которые случались со мной в моей реальной жизни. По сути, эти рассказы — мой жизненный дневник в котором я не соврал ни капельки. Вот моя первая история, случившаяся со мной совсем недавно. Массажист для девушек. Мне 30 лет. Я женат, живу с женой и ребенком в сексе у нас с женой все отлично, но иногда хочется что-то еще креме секса с женой, впрочем, думаю, как и любому мужчине. Я занимаюсь в основное свое время работой, которая мне очень нравится, в ней я …

Это было в студенческом летнем лагере. Его звали Димой. Он сразу мне понравился. Мне было 19 лет. Я понимала, что попробовать в первый раз уже пора. Но, что это произойдет именно так… я даже предположить не могла. Лагерь представлял собой большое количество домиков. В каждом жили по 5 человек. У Димы был домик на троих, они заведовали в лагере «культурной частью». Студенческие дискотеки проводил они. Как то после дискотеки Дима пригласил меня к ним в домик в гости. В компании нас было много. Были и …

Этим летом я отдыхал в трудовом лагере, где мы строили деревянные сооружения в лесу на берегу реки. К моему удивлению, поселили нас очень можно даже сказать комфортабельно, хотя, судя по рассказам моих друзей, все должно было быть намного хуже. Жили мы в домиках на два человека, правда очень компактно: домик состоял из одного помещения заменявшего и спальню и кухню и… все что хочешь. Моим соседом по комнате оказался симпатичный паренек, мой ровесник, звали его Денис. Начало работ задерживалось из-за …

группе парней чтоб я не смылся. Славик спросил. Ну что прям тут или как? Нет. Пошли чуть подальше чтоб кто-нибудь из важатых не помешал, а то многие из них тоже разошлись по лесу. Мы добрались до самой отдалённой поляны где Саша сказал. Ну Катья покажи нам класс. Ты ведь не хочеш чтоб девчёнки в последний день узнали про Катерину? Раздели меня общими усилиями в момент так что я остался в одной майке. Малышня сняла с себя штаны с трусами и приготовилась к пробам. Саша, Славик и Дима наоборот не спешили …

sexlib.org

Педофилия в Артеке? : kino_sssr — LiveJournal

Вот она. Картина называется «Пионерлагерь. Купание». Автор — некто Николай Секирин, ученик Петрова-Водкина. Год — 1927
/увеличение по клику, следующие тоже/

Это вот, типа, лагерь для юных извращенцев???

Ну, ладно, подумал я. Все-таки, 27 год, Петров-Водкин, Купание Красного коня, латентные педофилы… Но заинтересовался и решил копнуть эту тему.

Бамс! Александр Пахомов «Пионеры у моря загорают», 1935 год

Дальше — больше. Кадр из фильма об «Артеке», 1940-й год
Солнечный ванны, ага. И это уже не картинки, а кинохроника.

И еще серия из 40-го года

фотки из архивов Артека http://imgsrc.ru/cccp.ussr/a513927.html

И если кто-то думает, что в 40-х все и прекратилось, то нифига.

Вот вполне себе поздний СССР

chivotr: Мне один знакомый рассказывал, что когда он в детстве ездил в Артек, то там по прибытии им устраивали медосмотр. При этом, их раздевали до гола, независимо от возраста. Потом, после осмотра, сразу в душ и после душа им выдавали все лагерное, включая трусы. Кто-нибудь был в Артеке? Правда такое там было?

Linza: chivotr пишет: Правда такое там было? Правда.

chivotr: может расскажешь как это все было?

Linza: chivotr пишет: может расскажешь как это все было? Банально было. Приехали. Разобрались по группам. Вожатые развели и понеслась лагерная жизнь. Разделись до нага. Все привезенное сдали на хранение в чемоданах и мешках. Пошли толкаться в очередь к душевой купаться. После душа подсохли на солнышке в очередях на медосмотры, опросы, распросы и окончательные деления по группам, кружкам, интересам. По итогу получили полный комплект казенной одежды, оделись и далее по распорядку.

Далее тут, там много, в том числе — про помывку.

Честно скажу — охренел. В моём лагере, слава богу, ничего такого не было. 

kino-sssr.livejournal.com